Сергей Мясищев - Обреченный на скитания. Книга 8. Рудник ассанитиса

Видения, как заевшая кинопленка, повторялись вновь и вновь, наполняя сердце тоской. А потом пришло осознание, что этого я больше никогда не увижу, и чем быстрее забуду, тем лучше будет для всех.

И тогда пустота вернулась в мою душу. Пустота и апатия ко всему.

Открыл глаза. Всё та же пещера. Высокий свод, следы кирок на стенах… Значит, рукотворная. Где-то сбоку мерцает свет, едва разгоняя темноту тусклым свечением. Попытался пошевелиться. Опа! Что это сдавливает щиколотку? Пошевелил ногой, и характерный звон цепи уточнил, что же это.

– Приехали, – прошептал я, – вот только в кандалы меня ещё не заковывали, едрена корень!

Дотронулся до шеи. Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд! Ошейник. Пощупал. Да, металл.

– Очухался? Кхе… кхе… кхе, – сиплый голос от противоположной стены, – во, юродивая обрадуется.

– Ты кто? – выдавил я, удивляясь своему голосу.

– Я – это я, а вот ты что за фрукт? На Нимгира ты ни разу не похож, – с усмешкой проговорил голос.

– Алекс я. Давно я тут?

– Та знаю, что Алекс. Во, имечко-то дал Единый. Юродивая всё приговаривала: «мой Алекс», та «мой Алекс». Смех смотреть. Одно слово – юродивая. Она тебя уж, почитай, неделю обхаживает. Поначалу, так ваще не уходила. Три цикла сидела подле тебя. Плакала, жалела тебя, как родное дитятко, я аж прослезился. Вычухала, однако, – рассуждал простывший голос.

– Кто это, юродивая? – спросил я, хотя самому было глубоко безразлично, кто тут меня выхаживал и зачем. И вообще, почему я тут.

– Дивчина одна, из дворцовых, – пояснил голос, – добрая девка. Вот и меня не гнушалась лечить. Даром, что дворянка, гной из раны вычищала, как заправский целитель. Вот же, наградил Единый талантом!

– Почему юродивая? Звать так, что ли? – вяло проговорил я.

– Да, какое там! – собеседник явно был рад поболтать. – Не знаю, как мать её называла, а тут зовут Юродивой. Воду носит по забоям, лечит, ежели кому нужно.

– Где я? – интерес шевельнулся на грани восприятия.

– Ясно где. У гномов в шахтах. Чо? Совсем память отшиб Кувалда? – участливо поинтересовался сокамерник.

– Не помню. Всё как-то не так…

– Ну, ничего, – успокоил меня Сиплый, – я, ежели чего, подскажу. Меня тож, вишь, на цепь посадили. Плюнул в харю охраннику, так он, бугай здоровый, пустотейкой со всего маху ка-а-ак врежет. Думал, сдохну. Рёбра, поди, сломал. А Юродивая выходила. С ложечки кормила, я ж встать не мог. Это щас герой. На днях должны выпустить. Я-то сам с третьего уровня.

– А тут какой?

– Шестой. Ниже уже опасно, твари пещерные людей жрут. Да вот и твоя идёт. Слышь? Песенку поёт? Ну, кто, как не юродивая, петь будет на каторге?

В наступившей тишине я услышал знакомый голос. Вот только откуда я его знаю? Хотя, понятно откуда – раз она неделю меня выхаживала, её голос я и слышал сквозь агонию беспамятства.

– Ты, паря, девку не обижай, – громким шёпотом предупредил Сиплый, – за неё половина братвы и все дворцовые тебе башку точно снимут, и наказания не побоятся. Проверено уж, будь уверен!

– Популярная, однако, – вяло усмехнулся я.

– Не знаю, популярная, али нет, а девка хорошая, душевная. Гномы, суки, такую тут держат. Токо за это их род под корень извести нужно, – горячо прошептал мой сокамерник.

– Даже так? – криво усмехнулся я.

– Так, паря, так. Ладно я – на дорогах безвинных грабил и убивал. Поделом мне. А её-то за что? Чистая она, понимаешь? Эх, молодость! Ни хрена ты не понимаешь!

– Значит, нашлось за что, – буркнул я.

– Мальчики, это я, – раздался откуда-то из темноты девичий голос, – не пугайтесь.

– Пуганые уж, – с теплом в голосе отозвался Сиплый, – не напугаешь.

– Ой ли? – весело не согласилась девушка, – проголодались? Я ужин несу.

– Ждем-ждем! – отозвался мой сокамерник.

Я повернул голову и, наконец, увидел своего собеседника. Это был остроносый, до изнеможения худой мужчина, неопределённого возраста, может, шестидесяти лет, а может, и всех девяноста, причём его жидкая, козлиная бородка и беззубая улыбка производили крайне отталкивающее впечатление. Одет он был, как и я, только в изорванные штаны. Сутулый. Ступня его и грудь перевязаны, так называемыми, бинтами, серого, неаппетитного вида. Даже на таком расстоянии я вдруг почувствовал, как воняет мой сокамерник. Лучше отключить обоняние. О-па! Сработало. Запомним.

В нашу келью вошла миловидная девушка в чуть тесноватом ей платье, явно с «барского плеча». Бросились в глаза несколько аккуратно заштопанных дыр по подолу и на рукаве, в остальном же, весьма опрятная. В руках девушка держала большую корзину, прикрытую сверху тряпицей серого цвета.