Леонид Волчек - Промах

Крупные дождевые капли чувствительно били по плечам и голове. От их ударов не спасали ни краповый берет, ни гимнастёрка. Я постарался мысленно дистанцироваться от воздействия дождевых капель на мои голову и плечи, но тут на плац упала первая градина.

Ротный посмотрел на слегка посветлевшую серость неба и продолжил:

– Всё в наших головах. Боли нет. Страха нет. Есть только чувства и ощущения. Они являются реакцией нашего мозга на некое влияние извне. Только от нас зависит окраска этой реакции на внешнее воздействие. Только мы сами позволяем своим эмоциям окраситься либо в чёрный цвет негатива, либо в розовый цвет позитива. Вам неприятно от того, что вы мокры? Не доставляет удовольствия, что ваши намокшие гимнастёрки противно липнут к телу, лишая защиты от окружающей среды? Это только в ваших головах! Поменяйте своё отношение к происходящему, и вы можете навсегда сделать себя счастливым человеком!

«Бла, бла, бла», – подумал я и в этот момент увидел, как напряглась шея впереди стоявшего бойца. С чего бы? Через мгновение на роту обрушился ледяной дождь, а ещё через секунду ледяная горошина попробовала пробить мне ухо. Я посмотрел на уши бойца стоявшего передо мной. Одно из них начало приобретать багровый оттенок. Ещё один ледяной снаряд ударил меня по тому же уху. Боль от ударов ледышек по голове и плечам тут же исчезла, сосредоточившись в расстрелянном тучами ухе.

«Всё в голове, говоришь?», – я перевёл взгляд на ротного. Тот, важно вышагивая перед строем, продолжал убеждать нас про «всё в голове». Град не переставал. Судя по цвету неба, даже не собирался. Наконец ротный дал команду «направо, бегом марш» и сам побежал в сторону ворот. Он всё-таки решил устроить нам запланированную пробежку, невзирая на непогоду. Ну что ж, побегаем. Не привыкать. Ворота, ведущие на ротный стадион, обнесённый, как и территория роты, высоким бетонным забором, начали отъезжать в сторону, но неожиданно для всех, ротный жестом приказал дежурному КПП закрыть ворота.

– Рота, стой! Разойдись! – скомандовал негромко ротный, развернулся и направился к дверям канцелярии. Ребята тут же повернулись на стовосемьдесят градусов и ломая построение пустились рысью в казарму. Я, необращая внимания на усилившийся град, остановился, сделав вид, что поправляю гимнастёрку, а сам пропустил ротного мимо себя. У меня появилась догадка, почему мой командир так внезапно изменил своё решение побегать и мне хотелось найти ей подтверждение. Так и есть, одно ухо ротного горело алым цветом. “Всё в голове!” – злорадно рассмеялся я про себя, припустив за пацанами в казарму.

Широкий тамбур казармы выводил в коридор, расположенный перпендикулярно тамбуру. Входивший имел возможность пойти прямо в оружейную, либо повернуть направо к дверям канцелярии, либо налево, где в конце длинного перехода так же возникали два возможных пути: налево в туалет и душевые, а направо в спальню. Огромная, словно спортзал спальня была заполнена одноярусными кроватями. В конце спальни находилась дверь, ведущая в ещё один коридор, параллельный первому. В этом коридоре прямо напротив дверей спальни находилась санчасть на десять кроватей и карантинной комнатой ещё на три спальных места. Я не помнил ни одного случая, чтобы в санчасти кто-нибудь лежал. Дальше по коридору была офицерская, также постоянно пустовавшая, за ней комната досуга личного состава. В комнате досуга, помимо тридцати стульев, у дальней стены стояли телевизор, проигрыватель винилов с хорошей акустикой и мр3-центр. В стене справа темнел проём, за которым находился спуск в подвал. В подвале располагался большой спортзал с тренажёрами, рингом, борцовским ковром, стендом для метания ножей и ещё один стенной проём со спуском в тир. Тир со спортзалом были главным местом досуга наших бойцов. В качестве тренеров и инструкторов в основном выступали офицеры. Ротный к тому же был главным арбитром. Столовая, сушилка и каптёрка располагались в соседнем здании.

Я прошёл в спальню, открыл свою тумбочку, достал из неё спортивный костюм, тапочки и бросил их на кровать. Затем снял с себя всю мокрую одежду. Мои сослуживцы уже развесили промокшую форму на спинки кроватей, но я решил поступить иначе. Я сгрёб свои вещи в охапку и, будучи совершенно голым, пошёл в сушилку.

Град кончился, но дождь был ещё довольно силён. Я вышел из тамбура и направился к дверям сушилки, осторожно ступая босыми ногами по усыпанному градинами асфальту. Ступать на них было неприятно, а порой даже больно. Впереди маячила голая мускулистая фигура ротного. Он, так же как и я, нёс мокрую форму в сушилку, вот только шёл он, как всегда, уверенно и гордо. На ногах его красовались резиновые шлёпанцы кислотно-жёлтого цвета.