Владимир Чистяков - Попадают по-разному (СИ)

Буквально на глазах цвет лица генерала меняется, да и дышит уже более-менее нормально.

Дина стоит, уперев руки в бока, так, чтобы Рэндэрд её хорошо видел.

— Так, приятель, тут все свои, поэтому таится не вижу смысла. Сердце у тебя — дерьмо. А ты ещё и жрёшь, как не в себя.

— В половине случаев — с тобой на пару, — раз огрызается, значит всё хорошо.

Дина хохочет. Порывшись в сумке, вытаскивает кошель. Достаёт два, подумав, ещё два чёрных шарика.

— На! От сердца, можно сказать, отрываю. Самой ещё запасы. Сейчас выпьешь два, ещё два — завтра с утра.

— Запал готовьте!

Почти улеглась на ствол.

— Влево три!

Под лафетом сзади поворотный каток приделан, чтобы легче было по горизонтали наводить.

— Клин четыре… — ненадолго замолкает, — нет, пять.

Слежу, куда направлен ствол. Смотрит точно между девятым и десятым зубцом между башнями сорок два и сорок три. Догадываюсь, что она хочет сделать. Во главе процессии либо что-то ценное несут, либо кто-то важный идёт. Либо всё сразу. Вот и будет вам привет от старшего демона.

Стоит, отведя руку с запалом.

Попала!

Мне видно, много попадало и пение это гнусавое прекратилось.

Госпожа улыбается, наверное, как охотник, убивший сильного и опасного зверя. Вот только она с молодости только на двуногую дичь охотится.

— Выволокли свою, наверное, самую главную святыню. Чуть ли не с основания города в первом храме ковчег с ней валялся. Считали, стены обнесут — либо победа будет, либо стены неуязвимыми станут. Вот я по ковчегу и дала! В труху и кашу кровавую. Может, теперь и задумается кто, чего все эти тухлые кости, да жопы в золоте, стоят.

Снова смотрит на не прекращающуюся на стене суматоху.

Уже не улыбается, а оглушительно хохочет.

— Ну, что, золотые жопки, как вам моё золотое ядрышко?

Голодом морить их не велели, вода в загоне и так есть. Даже охранять особо не надо — вряд ли сбежит тот, кто бегать не может. Они вечером даже песни свои гнусавые затянули. Попросили замолчать — не поняли. Прострели одному ногу — уяснили.

Утром снова за песнопения взялись. Даже забор по круг обходить принялись. Никто не одёргивал — их охранять в наказание ставили, а тут какое-никакое развлечение.

Потом песни кончились. На пленных пришли посмотреть бойцы вспомогательных частей и нестроевые из последнего набора. Местные. Бывшие рабы.

Они ничего не говорили. Не смеялись и пальцами не показывали. Глядя на них, притихла и охрана.

Они смотрели. Просто смотрели.

Но эти туши под их взглядами словно съёжились и сбились в одну общую кучу. Подальше от взглядов. В центре загона.

Начальнику охраны стало неуютно, известили коменданта лагеря.

Нестроевые всё приходили и приходили.

Не угрожали пленным оружием. Не говорили ничего. Просто смотрели.

Я видела помещения для рабов. У нас хлева лучше. Да и загоны на полях, куда на ночь сгоняли работавших тоже видела.

Порядок вещей казался неизменным. Но потом пришли мы.

И пастухи человеческого стада сами оказались на положении скота.

Меня как раз и послали разобраться с причиной сборища. Место как раз между двух лагерей и в случае бунта толпа будет попросту расплющена. Но на бунт происходящее похоже меньше всего, это даже и любимому ежу генерала Рэндэрда понятно.

Он там ещё раньше меня оказался, но ни во что не вмешивается. Самым неподобающим образом на заборе сидит и разными цветистыми словами пастырей в загоне, обзывает.

Поговорить любит и умеет, словом в последнее время всё лучше и лучше владеет, так что даже угрюмые нестроевые с клеймёными лицами и то посмеиваются.

В окрестностях осаждённой столицы полно монастырей, тут до недавнего времени хорошим тоном считалось земли и ценности им дарить. Земля же, без тех, кто на ней работает в общем-то бесполезна. Дарили земли с рабами.

Рабы на пергамене той же веры, что и хозяева. Вроде как единоверцев в рабстве держать нельзя, но чего не сделаешь ради звонкой монеты? Какое-то объяснение обоснованности рабства попы придумали.

Вроде бы богобоязненный дед того, кто из города удрал, много земель им за этот трактат подарил. Как там он называется? Свято-чего-то-там, то ли девы непорочной, то ли зачатия какого-то противоестественного.

Хотела уже назад ехать, но вижу скачут из главного лагеря. И блеск золотых рогов виден уже.

— Как дела, Осень? — будто и нет никого вокруг.

— Всё в порядке. Никаких нарушений нет.

— Даже никого из этих вздёрнуть не хотели?