Максимилиан Жирнов - Небесный всадник

Пока мы оставались на земле, Макферсон заметно нервничал: ерзал и сжимал руки в кулаки, постоянно озираясь по сторонам. Но как только мы взлетели и развернулись на курс, он пришел в себя и блаженно заулыбался.

Я повел вертолет над шоссе – его серая линия уходила чуть в сторону, но зато не давала мне заблудиться. Далеко впереди сверкал на солнце полировкой красный кабриолет. Мы догнали его и вскоре разглядели, что с заднего сиденья, задрав головы, на нас пялятся две девицы. Одна повернулась к водителю. Кабриолет прибавил хода и стал постепенно удаляться. И тут обе пассажирки, как по команде, показали нам средний палец! Ничего. Хорошо смеется тот, кто… смеется.

– Я же говорил, что надо было ехать на авто! – сказал я, не отрываясь от управления.

– Это ничего! – ответил мне Макферсон. Идиотская улыбка словно прилипла к его лицу. – А знаете, грядет энергетическая революция! Как бы вы отнеслись к тому, что вам не нужно заправлять свой вертолет? Просыпаетесь утром, а бак полный!

Только психов в кабине мне недоставало. Похоже, за Макферсоном нужен глаз да глаз. И лучше его не злить до самого Фрира.

– Это было бы очень неплохо, – осторожно вымолвил я, продолжая наблюдать за выкрутасами девиц в кабриолете. – Жаль, невозможно.

Если бы не ремни, Макферсон разбил бы голову о потолок кабины.

– Возможно! Впрочем, я не собираюсь вас ни в чем убеждать.

Шоссе ушло в сторону. Я взял курс прямо на Фрир. Кабриолет в последний раз сверкнул в лучах заходящего солнца и превратился в едва заметную точку. Фантазер в кресле второго пилота обиженно надулся и до самой посадки не вымолвил ни слова.

Едва лопасти винта застыли, Макферсон удивительно проворно выскочил из кабины и помчался к ангару возле взлетной полосы. Я не успел снова запустить двигатель, как доктор, размахивая руками, помчался обратно.

– Стойте! Стойте! – я слышал его крик через открытое окно.

– Чего надо?

Макферсон чуть не плакал:

– Самолета нет… Он пропал! Улетел без меня… наверное. Я не знаю.

– А я здесь причем?

– Подкиньте меня в Сан-Антонио. Завтра! Понимаете, у меня важная встреча здесь, во Фрире. Потом самолет должен был забрать меня, но его нет. Может, он еще прилетит, и тогда вы свободны, – продолжал ныть Макферсон, подпрыгивая, точно он схватился за оголенные провода. – Расходы не имеют никакого значения.

Ничего себе заявления!

– А мой груз?

– Винтовки немного потерпят. А если меня хватит инфаркт, это будет на вашей совести, Линдеман. Ну, пожалуйста! Сколько вы хотите? Называйте любую сумму!

Я спрыгнул на землю:

– Пятьсот долларов! Двести задатка. И компания «Заплати и лети» все сделает для вас!

Еще две новеньких купюры заняли почетное место в моем кармане. Макферсон их печатает?

Доктор чуть ли не силой увел меня в гостиницу – одноэтажное здание в форме буквы «Г» на краю летного поля. Мы сняли два номера в самом конце бесконечно длинного коридора.

– Доктор Макферсон! – просияла пожилая женщина-администратор. У меня для вас письмо! Его оставил ваш друг на самолете. Вы опоздали на каких-то пятнадцать минут!

Макферсон нетерпеливо разорвал конверт, внимательно прочитал записку и развел руками:

– Не везет так не везет. Пилота срочно отозвали в контору. Какое счастье, что вы мне попались. Я удваиваю премию!

Потом мы долго сидели в дешевой забегаловке возле гостиницы. Тихо играла музыка – популярная рок-группа пела о несправедливости, о людях, которые отправляют других убивать, а сами развлекаются в дорогих клубах. Доктор курил сигареты одну за другой, обдавая меня клубами дыма страшнее напалмовой гари, и постоянно смотрел на часы.

– Что желаете, Ральф? Коньяк? Виски? Джин? Я угощаю!

– Только кофе, – ответил я. – Золотое правило авиации – восемь часов от рюмки до штурвала. Доберусь до моих друзей-рейнджеров – тогда, пожалуй, оторвусь. На всю катушку.

Макферсон встал:

– Я принесу, – через минуту он вернулся с наполненной чашкой кофе и рюмкой янтарного напитка для себя.

У меня потекли слюнки, но сила воли выдержала суровое испытание. Впрочем, кофе оказался превосходным. Правда, я уловил едва ощутимый, невнятный привкус. Наверное, здесь в кране артезианская вода – она жесткая и с примесями.

Макферсон допил свой бурбон, извинился и хлопнул дверью. У меня слипались глаза, в голову будто залили монтажную пену. Кое-как я добрался до номера, свалился на койку и вырубился. Мне снился Вьетнам.