Андрей Величко - Юрьев день

Блокнот и карандаш я всегда носил с собой, так что сейчас быстро написал «грудная жаба, точнее острый тромбоз венечных артерий сердца», вырвал листок и отдал его Черевину.

Как уже говорилось, конкретно в этом разделе медицины кое-какие знания у меня были. В частности, я сильно подозревал, что термин «инфаркт миокарда» пока еще не используется, но зато знал – один из ведущих кардиологов этого времени, профессор Меринг, применяет именно такое определение, как я написал. Жалко, что он живет не в Питере, а в Киеве.

Потом я уже от своего имени написал Менделееву, чтобы он где угодно раздобыл баллон с кислородом и как можно быстрее привез его в Гатчину.

Боткин приехал быстро, напоил отца какими-то микстурами (сейчас ведь даже аспирина не было), после чего подошел ко мне и спросил, на основании каких данных я поставил диагноз.

– Тахикардия, изменение цвета лица, сильная боль в груди, не зависящая ни от положения тела, ни от вдоха и выдоха. Кроме того, все это произошло в результате сильного волнения из-за моего полета.

– Простите?

– Ну, я сделал летательный аппарат тяжелее воздуха и демонстрировал отцу его возможности, когда все произошло.

– Удивительно! Насколько мне известно, это еще ни у кого не получалось. И сколь высоко вам удалось подняться?

– Саженей на пятьдесят.

– Да уж, ваше высочество… я вам так скажу. Если бы мой сын у меня на глазах поднялся на такую высоту, да еще на каком-то непонятном сооружении, меня бы кондрашка хватила. Зачем это вам вообще понадобилось – неужели никто другой не смог бы?

– А зачем вы лечите людей? Ведь в вашем возрасте уже не так легко, да и просто опасно сломя голову мчаться к больному, заниматься им, не обращая внимания на усталость, нервничать… неужели вы единственный врач на свете?

– Хм. Извините, ваше высочество. Наверное, вы правы. Но давайте вернемся к состоянию нашего больного. Я его считаю неплохим, и наверняка в этом сыграло положительную роль ваше решение полностью исключить физические нагрузки. Более того, постельный режим должен продолжаться не сутки, а как минимум трое. Прошу вас употребить все свое влияние на его величество, дабы этого добиться. И как вы смотрите, если я постараюсь вызвать сюда специалиста для консультации – господина Меринга?

– Фридриха Фридриховича? Вызывайте, он наверняка будет полезен. И что вы на меня так смотрите – да, я знаю, кто это такой!

– Еще раз прошу извинить – увы-с, над всеми нами довлеют стереотипы мышления. Вам же я хотел сказать вот что. Пока его величество лежит, вам желательно проводить с ним побольше времени. Было бы неплохо, если бы вы смогли убедить его в безопасности ваших полетов.

– Спасибо за совет, так и сделаю.

Удержать отца в постели трое суток оказалось не так трудно, как я боялся. Ну да, сильный и считающий себя абсолютно здоровым человек просто растерялся, когда его же собственный организм вдруг выкинул такой фортель. Я прекрасно понимал родителя, ибо и сам не так чтобы уж очень давно побывал в такой ситуации. Причем мне повезло меньше – хоть дело и происходило на работе, рядом не оказалось никого, кто при первых же симптомах заставил бы меня лечь и вызвал бы «Скорую помощь». У меня же мозгов хватило только на идиотскую мысль: «Блин, с чего это изжога такая сильная, надо будет дома какого-нибудь лекарства сожрать». В результате мне пришлось почти двое суток провести в реанимации да потом еще две недели в больничной палате.

А отец, кажется, отделался легко. Похоже, так называемым микроинфарктом.

За трое суток мне удалось убедить отца, что чем выше летит дельтаплан, тем его полет безопасней. В ход пошли как откровенные подтасовки типа того, что максимальные нагрузки аппарат испытывает при взлете и раз уж он смог взлететь, то беспокоиться не о чем до самой посадки, так и более или менее правдивые тезисы. Я подробно рассказал, как дельтаплан поворачивает, и уточнил, что без потери высоты подобный маневр получается только если не допускать ошибок в пилотировании. А коли допустил – можно мгновенно свалиться метров двадцать вниз. Если до земли сто метров или более, ничего страшного, а если пятнадцать, то может получиться совсем нехорошо. Наконец, аварийная остановка двигателя на высоте позволит не спеша выбрать подходящую для посадки площадку и рассчитать заход на нее, а случись такое у земли, и времени не хватит ни на что. Кажется, отец мне поверил. Во всяком случае, он сам спросил, когда я собираюсь продолжать испытания, а услышав, что в ближайшие дни, только кивнул. Оба дельтаплана были готовы – на починку того, что я сломал в первом полете, ушло полдня.