Виктор Тюрин - 1918 год - Расстрелянное лето

Мозг уже не успевал фиксировать всю картину схватки, разбивая ее на отдельные фрагменты. Вот конь, хрипя и испуганно кося глазом, волочит по земле своего мертвого хозяина, чье тело свесилось с седла, зацепившись ногой в стремени. Громыхнул винтовочный выстрел, и во лбу оглянувшегося чекиста появилось аккуратное круглое отверстие, зато с другой стороны тяжелая пуля вышибла изрядный кусок затылочной кости вместе с окровавленными комками мозга, которые полетели в разные стороны. Готовый начать стрелять в любой момент, я продолжал смотреть, как два с половиной десятка озверевших людей рубили и стреляли друг в друга. Если красные скакали молча, то бандиты самозабвенно орали:

– Бей комиссаров!! Мать их!! Руби красную сволочь!!

Фон Клюге, находящийся от меня в трех метрах и до этого молча смотревший на эту смертельную скачку, неожиданно сказал:

– Душа радуется, глядя, как эти ублюдки изничтожают друг друга. А вон там, поручик, смотрите левее, скачет очкарик, о котором старик говорил.

Я посмотрел в ту сторону. Все так. Молодой чекист с лицом студента. Солнце ярко отражалось от стекол его очков.

Когда до балки оставалось метров двести, чекисты резко изменили направление, собираясь подставить бандитов под пулемет, и тем самым мы получили окончательное подтверждение своей догадке. Отряд чекистов, а вернее то, что от него осталось, сейчас заманивал в засаду бандитов. Они уже были в семидесяти метрах от нас, когда барон, даже не скомандовал, а негромко сказал:

– Огонь!

И дульные отверстия наших пулемётов расцветились дрожащими «розочками» огня. Струи пуль секли скачущих людей; фигуры в гимнастерках ломались, выгибались, падали с лошадей, чтобы затем корчиться на земле, крича от боли. Кто-то из красноармейцев закричал:

– Нас предали!! Надо уходить!!

Некоторые из них пытались резко развернуть лошадей, осаживая на скаку и рвя им губы удилами, но спустя секунду-две падали под копыта своих лошадей, сраженные пулеметной пулей. Бандиты, услышав работу пулеметов, стали резко выходить из боя.

Всадники заворачивали лошадей, кто налево, кто направо, пытаясь спасти свои жизни, только мало кому из них удалось уйти. Я насчитал пятерых беглецов, которые, безжалостно нахлестывая коней, убегали в степь, при этом одного из них изрядно шатало в седле. Проследил за ним взглядом. Сначала бандит еще держался в седле, но потом завалился на гриву лошади и стал медленно сползать. Дальше смотреть не стал, а отодвинувшись от пулемета, сел на землю и вытер пот с лица. Гимнастерка прилипла к спине. Повел плечами. Барон все это время смотрел на меня, потом резко поднялся с земли. Отряхнулся.

– Идемте, поручик. Может, там есть кто живой, – и он демонстративно расстегнул кобуру.

Вскочил на ноги и пошел вслед за ним. Живые были, по крайней мере были слышны стоны двух человек. Выдернув из кобуры револьвер, вышел из-за кустов. Только сейчас я смог оценить полностью картину произошедшего стремительного боя. Вперемешку с трупами лошадей на земле лежало более двух десятков убитых человек, когда-то смертельно ненавидящих друг друга врагов, вот только теперь их всех примирила смерть. Фуражки со звездочками соседствовали с папахами и картузами, а винтовки лежали рядом с обрезами и наганами. Бросил взгляд на раненую лошадь. Безуспешно пытаясь подняться, она рыла копытами землю, все больше заваливаясь на бок. Штаб-ротмистр сразу направился к ней, на ходу доставая револьвер. Втянул в себя воздух. Запах пороха и крови резко перебивал аромат разнотравья. Раздался выстрел, и жалобное ржание оборвалось. Огляделся по сторонам. Потерявшие хозяев лошади, отбежав, сейчас стояли в отдалении, прядая ушами и кося в нашу сторону испуганным глазом. С кого начать? Подошел к трупу командира отряда. Молодой парень. На вид лет двадцать или немного больше. Лежал навзничь, раскинув руки и глядя мертвыми глазами в синее небо.

«Он же был в очках», – вспомнил я и огляделся вокруг.

Нашел быстро. Изломанная оправа с одним стеклом лежала в метре от его головы. Снял с мертвеца планшет, затем лакированную коробку маузера. Неожиданно за моей спиной раздался выстрел. Не оборачиваясь на барона, направился к стонущему человеку. Это оказался один из чекистов. Пуля попала ему в бок. Вся левая часть его галифе потемнела от крови. Скосив на меня мутные от боли глаза, он тихо спросил:

– Зачем, товарищ?

На этот вопрос его, без сомнения, подвигла красная звездочка на моей фуражке.