Алекс Шу - Последний солдат

Завуч что-то хочет сказать, но передумывает. Она недовольно поджимает губы и, гулко стуча каблучками, выходит из кабинета.

– Слушаю вас, товарищ милиционер, – безмятежно смотрю в глаза оперу, показывая, что мне скрывать нечего.

– Ты ничего не хочешь мне сказать, Шелестов? – опер в ответ сверлит меня тяжелым взглядом. – Хорошо подумай, прежде чем ответить. От этого зависит твоя дальнейшая судьба.

– А что я должен вам ответить, Максим… эээ… – копирую интонации завуча. Понимаю, что это неправильно, но не могу отказать себе в удовольствии немного поддразнить работника милиции.

– Иванович, – шипит опер, продолжая буравить меня глазами.

Смотрю на него спокойно и безмятежно. Знаю я все эти ваши штучки. Ребенка ты бы мог взять на испуг. Меня не получится.

– Значит так, – милиционер перестает прессовать меня взглядом и становится деловит. – Быкова и Трофимова в субботу вечером избили за гаражами, на Балковой. Оба сейчас лежат в больнице с тяжкими телесными. У одного перелом ключицы и переносицы, у второго – сломано запястье и голень, не говоря уже о гематоме в области мошонки. Быков и Трофимов дали показания против тебя.

– Бред какой-то, – спокойно отвечаю я. Не могли меня сявки сдать. Они лежат вместе в одной палате. Колоться в присутствии кореша милиционеру? Тем более что я тоже могу про них очень много интересного рассказать. Не верю. Думаю, если гопники меня заложили, то разговаривали мы бы не здесь, а в отделении, под официальный протокол допроса. Что-то тут не то. Но откуда опер мог об этом узнать?

– Поговори еще у меня тут, – прикрикивает на меня работник милиции.

Его пятерня лезет в карман куртки и извлекает ручку, вытаскивает из папки листок бумаги и протягивает его мне.

– Пиши чистосердечное признание. О том, как избил Быкова и Трофимова, куда дел орудие преступления, кто соучастники. Излагай все подробно и последовательно. Можешь рассказать устно, я все сам напишу, но потом придется подписать свои показания.

– Простите, товарищ милиционер, можно глянуть на ваше удостоверение, – прошу опера. Инспектор упомянул соучастников. Но их не было! И Бык с Трофимом не могли такое сказать. Еще раз убеждаюсь, что дело нечисто.

Лицо милиционера багровеет, но он кладет папку на стол, достает из кармана красную корочку, раскрывает ее и держит у меня перед глазами. В глаза бросаются крупные буквы «Министерство внутренних дел СССР». Опускаю глаза ниже, игнорируя служебный номер удостоверения. Ага, «старший лейтенант Максим Иванович Омельченко, инспектор уголовного розыска».

– Товарищ старший лейтенант, я не пойму, чего вы от меня хотите? Рассказываете какую-то чепуху о том, что я избил двух известных хулиганов. Кстати, вы говорили, что они дали показания на меня. Можно их посмотреть?

На лице опера мелькает досада. Что, не получилось подростка на испуг взять?

– Все бумаги у меня в кабинете, – недовольно бурчит он.

– Тогда приглашайте меня официально. Повесткой. Показывайте материалы, предъявляйте обвинение или привлекайте как свидетеля. К чему эти разговоры в кабинете у завуча? – осведомляюсь у инспектора.

– Что-то ты сильно грамотный, Шелестов, – ворчит Максим Иванович.

– Какой есть, сериал «Следствие ведут знатоки» и передачу «Человек и закон» регулярно смотрю, – скромно пожимаю плечами.

Гляжу на милиционера. Его лицо на секунду расплывается перед моими глазами. Накатывает очередное озарение. Наконец-то. Мне становится все понятно.

– Максим Иванович, Быков и Трофимов не могли вам ничего сказать. Потому что это бред. Подумайте на минутку. Школьник расправляется с двумя отпетыми хулиганами. Вам самому не смешно такое озвучивать? Уверен, что это кто-то просто наговорил на меня. Думаю, вы и сами в глубине души это понимаете. И сильно суетиться по этому делу не собираетесь. Тем более что я сомневаюсь, что пострадавшие написали заявления. Наверно, они все-таки получили по заслугам и своими прошлыми «подвигами» уже достали милицию. Думаю, что кто-то из их окружения просто сказал вам эту глупость специально, может, желая выслужиться или просто сделать мне гадость. Подозреваю, что вам просто стало интересно. Поэтому вы и пришли в школу, и устроили в кабинете завуча эту сцену. Вдруг прокатит? Кстати, вы не подумали, как это выглядит со стороны? Пришли сюда, принуждаете школьника признаться в преступлении, которого он не совершал. Нехорошо, товарищ Омельченко. Думаю, что ваше начальство будет очень недовольно таким самоуправством.