Виктор Тюрин - Ангел с железными крыльями

Выложив все это на стол, я пошел на кухню нарезать ветчины и сыра. Спустя несколько минут появился Пашутин с лимоном.

– Сыр и ветчина?! Мне и невдомек было, что ты такой хозяйственный. Строгай, строгай, только не забудь потом лимончик порезать.

Спустя десять минут мы сели за стол.

– По-прежнему не пьешь? – поинтересовался ротмистр, наливая себе коньяк.

– Нет.

– За наше с тобой здоровье! – и Пашутин залпом влил в себя сто граммов коньяка, после чего лизнул дольку лимона и положил ее обратно на блюдце. – Эх, хорошо!

С минуту мы разглядывали друг друга, потом он спросил:

– Так и живешь один? Не скучно? Мамзельку какую-нибудь взял бы на постой! И в хозяйстве поможет, и постель согреет. Или уже есть?

В ответ я пожал плечами и в свою очередь спросил его:

– Ты-то как сам?

– Весело живу! Пришел нам на днях приказ: принять все необходимые меры для усиления работы разведки и контрразведки, дабы искоренить повсеместно шатание вражеских шпионов, шастающих в наших прифронтовых зонах. А к нему приложена интересная бумага: рассмотреть вопрос о создании северной школы разведчиков. Вот ты мне скажи, почему эта светлая мысль не пришла в голову нашему высокому начальству, когда война только начиналась? – Его лицо на мгновение сморщилось, словно он надкусил лимон, потом махнул рукой. – Наши почесали в затылке и отдали другой приказ: набрать людей из полиции и армии, а затем организовать для них курсы разведчиков! Ты человек со стороны, вот и скажи мне: чему можно обучить человека за три месяца, который к тому же относится к подобного рода службе с брезгливостью?

– Почему именно северная школа разведчиков?

– Потому что будет и южная школа.

– Для Турции?

– Для нее, родимой. Но это пока не скоро.

– Хорошо, но ты-то здесь при чем?

– Да притом! – Пашутин кисло усмехнулся. – Две недели тому назад меня срочно вызвало начальство и заявило, что хватит мне прохлаждаться – надо готовить разведчиков. Я тут же скромно так спрашиваю, а как насчет моего прошения об отправке на фронт, а мне говорят: у нас нет привычки разбрасываться опытными кадрами, поэтому извольте, господин офицер, выполнять приказ! Как тебе это нравится?

– Ты что, теперь преподаешь на курсах?

– Угу. Вхожу в комиссию по отбору кандидатов и одновременно преподаю на курсах! Это что-то! Ты бы видел это сборище идиотов! И при этом я ничего удивительного не вижу! Армейцы сознательно подсовывают нам тех, от которых хотят избавиться!

– Сочувствую. У меня где-то жилетка была. Сейчас достану, одену, и ты в нее всласть поплачешься.

– Ха-ха-ха! Ты все такой же, парень! Холодный, рассудительный, но при этом не обделен чувством юмора! Очень редкое качество! Знаешь, собственно, из-за твоих качеств я и пришел.

– Никак решил меня на свои курсы затащить?

– Думал. Теперь даже не знаю. Слушай, может, это не слежка, а, наоборот, охрана?

– Им виднее.

– Точно! Попробовать узнать? У меня есть кое-какие знакомые…

– Не надо!

– Как хочешь! Хм! Слушай, а чего мы сидим, словно бедные родственники, приглашенные в гости к богатому дяде?! Давай выпьем и закусим! Эй! Может, хоть раз, из уважения ко мне ты выпьешь рюмочку?!

– Уговорил.

Я встал и достал из буфета графинчик и стопочку, затем поставил все это на стол. При виде графинчика Пашутин всем телом подался вперед.

– Это что?!

– Вишневая наливка.

– Хе! Я-то думал… Ладно, пей свой сладкий компот, а я по Шустову пройдусь. Подняли! Так пусть удача всегда сопутствует нашим делам!

Мы чокнулись и выпили.

В газетах написали, что Николай II снова отправился в Могилев. Мне, честно говоря, уже мало верилось, что царь примет мои доводы. Правда, несмотря на это, за внешней политикой и за событиями на фронтах я продолжал следить с неослабным вниманием. Так, я прочитал в газетах, что перед поездкой в ставку царь принял французского посланника и пообещал помочь своему союзнику, оказавшемуся в трудном положении.

«Что ж, гражданин Романов, вы тут на хозяйство поставлены и вам решать, как дальше жить».

Именно поэтому телефонный звонок, раздавшийся спустя две недели, стал для меня в некоторой степени неожиданностью. К этому моменту я уже пришел к мнению, что туманные и невнятные предсказания старца для царской четы более приемлемы, чем мои. Они указывают на какую-то неопределенную угрозу, о которой толком неизвестно: сбудется она или нет. Их можно было понять: так жить спокойнее, чем, рвя жилы, бороться за свою судьбу.