Олег Белоус - Попаданцы в стране царя Петра

У Александра в руках автомат, но он не успевает ни развернуться, ни уклонится от стремительного удара. Сердце яростно заколотилось, а кровь в висках застучала набатом. Время в один миг застыло, потекло вязкой патокой, а звуки исчезли. Глаза залил оранжевый свет ненависти. Вот туземец медленно вздымает блестящую молнию сабли, а шедший рядом капитан полиции нвчинает поворачивать ствол в сторону врага.

Действовал не Александр, сработали боевые рефлексы, прочно вбитые в подкорку за годы учебы в военном ВУЗе. Развернувшись на одних каблуках, он оказался лицом к врагу. Стремительный выпад правой ноги. Одновременно приклад автомата полетел на встречу с туземцем. Со всей силы впечатался тому в подбородок, так что Александр сам на миг потерял равновесие. Врага смело, как будто его ударило пушечное ядро. Сабля полетела в одну сторону, абориген в другую. С каким-то деревянным стуком он врезался в стену избы, упал вниз, сполз по стене. С разбитого лица обильно заструилась кровь, но судя по неестественно вывернутой шее, туземца это уже не беспокоило. Он напрпавился на встречу к гуриям.

Время внезапно восстановило нормальный бег, вернулись звуки. Издалека продолжали доноситься призывные голоса пленников, а во рту металлический привкус крови от прокушенной губы. Несколько мгновений офицер тяжело дыша стоял над туземцем, едва не отобравшим его жизнь. Накатила свинцовая усталость. Солдаты и полицейские бросали на лейтенанта и его жертву странные взгляды, обходили и шли дальше. Рука опустилась на плечо, капитан полиции сочувственно улыбнулся и произнес:

– Пойдем, – одновременно слегка подталкивая офицера в спину.

За домом, в десятке метров, были выкопаны глубокие ямы. Оттуда донеслись многоголосые истеричные женские причитания, солдаты и полицейские с ошарашенными лицами суетились вокруг. Александр подошел поближе, из глубокой ямы пахнуло смрадом нечистот. Молодой офицер не сразу понял, что все это означает, но, когда осознал, глаза его полыхнули сдержанным гневом, а губы побледнели и сжались в тонкую линию. Туземцы держали в яме наловленных пленников!

Вниз упала припасенная кем-то длинная веревка. Александр почувствовал тяжелый взгляд, повернувшись назад, увидел, как майор поспешно отводит полные злобы глаза. Вот и нажил себе настоящего врага, подумал он. Ну и черт с ним. Первая из вытащенных из ямы женщин, лет сорока со свежими синяками на лице, с заплаканным лицом и в разорванной одежде, посмотрела на спасителей таким взглядом, которым, наверное, освобожденные узники концлагерей смотрели на воинов-освободителей. С невнятными причитаниями, перемежаемыми всхлипами, она бросилась обнимать спасителей. Первым в объятия попался покрасневший как мак юный полицейский сержант.

– Родненькие, дождалась вас, кончилась все! – со слезами радости на глазах говорила женщина.

Старший от полиции, молча покатал желваками и коротко приказал:

– Всех жителей на улицу, лейтенант, Ваши люди пусть вытаскивают пленных.

Александр, шумно выпустил воздух и с усилием произнес, – Есть, – и повернулся к яме.

Полицейский в ответ угрюмо кивнул и достал рацию.

Сразу после Переноса, ошеломленный произошедшим город замер, стоически снося изменения жизни к худшему. Не только вечно шушукающиеся на «боевых» постах у подъездов старушки, но и молодежь с средним возрастом по пока еще работающим мобильникам обсуждала невероятные и ужасные слухи о причинах переноса, и не вернется ли когда-нибудь город назад в двадцать первый век и множество других.… Но ответов на эти вопросы не существовало.

Глава города, на следующий день после эпопеи с заложниками выступил в очередной раз по городскому телевидению. Он пообещал, что власти сделают все, чтобы подобные нападения больше не повторились. Соловьев рассказал телезрителям, что на границах оборудуются заставы, а пограничники уже приступили к охране зоны Переноса. Потом выступили бывшие рабы кочевников со страшными, ужаснувшими горожан рассказами об издевательствах, которым их подвергли. Если и были желающие бежать из города или, идти просвещать окружающие народы, то теперь они исчезли. Обеспечение горожан едой и промышленными товарами, несмотря на введение карточек, ухудшилось. Люди не роптали, понимая, что до нового урожая еду необходимо экономить. Мелкие продовольственные магазины, киоски и большая часть промтоварных, от электроники до автомобильных, закрылись. С оптовых баз им перестали отпускать товары. Крупные магазины продолжали торговать в прежнем режиме, но прилавки стояли полупустые, а ассортимент товаров катастрофически ужался. Впрочем, по нормам, пусть и весьма скромным, горожане продолжали покупать хлеб, крупы, мясные и молочные и другие продукты. Хотя никто и не голодал, но холодильники в домах стояли полупустые. Зато предложений работы стало море. Каждый день по единственному каналу телевидения и городскому радио зазывали работать на заводы и вновь открывшиеся предприятия. Первые опыты по изготовлению бумаги, стекла и зеркал, увенчались успехом. Правда, вышло неказисто, но опыты продолжались и уже вскоре бумага, зеркала и стекло местного производства должны были появиться в магазинах. Умельцы наладили выпуск самодельных зажигалок на древесном спирту. Две небольшие лесопилки, работавшие в городе, получили изготовленное на моторном заводе оборудование и расширили ассортимент выпускаемой продукции от досок до комплектов для изготовления мебели.