Алина Хаванова - Черника

– Хватит в гляделки играть. Уходи, пока башню не снесло и ведро не пробило. – настаивал Денис, слегка повысив голос. Странная просьба. Можно подумать, что сам Архипов не спешил покинуть это место, оставшись витать приведением меж стволов?

Парень, не дождавшись вразумительной реакции на свои действия, выудил из кармана два одноразовых «Лепестка» и ловко натянул один на лицо Черниковой. Едва он нагло поправил респиратор девушке, та, размахнувшись, отправила Дениса в нокаут хорошей, хлесткой пощечиной, вложив в этот удар всю злобу и ненависть, которую только смогла откопать внутри и за собаку, и за него, и за пожар, и за себя.

Тот рухнул навзничь.

Удар хоть и девичий, но обессиленному парню и того было достаточно – и так на ветру раскачивался, как флюгер. Внезапно ожившая Василиса, не стягивая со рта респиратор, всем горлом пустила в ход не вполне парламентские выражения, будто девятилетняя девочка, которая только-только пополнила свой лексикон отборным матом, и теперь хвасталась им перед обидчиком, не понимая значения большинства слов.

Денис уставился в заволоченное дымом небо, в ожидании, когда свист в голове утихнет. Он не спешил подниматься, понимая, что сил вымотанному организму никто не подкинет. Его сухие губы растеклись в улыбке. Ей-богу, красота!

Казалось, что тот вспомнил далекий школьный урок литературы, там, где было и про войну, и про мир, и про Болконского, и про небо. Кто знает, может, взаправду вспомнил, а может – почудилось.

А что до Евы? Собака теперь явно не блистала вспыльчивостью. Напротив, была абсолютно спокойна, даже равнодушна. Она, не обращая внимания на Чернику, покорно подошла к хозяину и принялась облизывать тому левую щеку, до крови рассеченную ногтями Василисы.

– Что же ты натворила, девочка моя? – риторически вопрошал Денис, почесывая у питомца за ухом.

Держу пари – здесь бы все и закончилось, измени Василисе чувство меры, а Денису – чувство хладнокровия. Однако ненавязчивое бегство в лесную глушь и минутное помешательство, сопровождающиеся истошной целенаправленной руганью не прибавляло девушке сил. Она быстро выгорела и теперь по новой старалась отдышаться.

Черникова вот-вот растечется патокой по траве, безутешно проклиная свою особу за то, что та добровольно разорвала связь с цивилизацией. Там, наверняка еще саврасками носится озверевший народ или же все куда хуже. Автобусы наполнились до люков и сейчас просвистят где-то поодаль, унося с собой человеческую память о том, что где-то в Южной Сибири стоял себе когда-то одиноко-одинокий поселок, в котором жизнь была не сахар, но его обитателям сей факт не насаждал, ибо они свято верили, что по-другому быть не может, потому что другой жизни сей народ знать не знал.

Но Василиса не слышала никаких автобусов. То место, где она, как казалось, совсем недавно пробегала – метров двести от нее. Теперь там сверкали десятки искр языков пламени. «Как же так?» – спрашивала она себя.

Ее не покидало ощущение, что это, как минимум, если не сон, то чья-та злая шутка. И этот злой шутник где-то поблизости сидит в кустах, потирая руки и пристально ее изучает. «Если это не шутка, то, может, спектакль или кино?» – подумала Черникова – и режиссер, забавы ради, под чутким присмотром, решил поместить ее в какой-нибудь надрывный драматический эпос, где принято лживо приукрашивать, стыдливо преуменьшать или же просто вольно или невольно скатываться в фарс.

Изрядно потрепав воображение, Василиса пришла к выводу о том, что самовнушение – не лучший способ для утешения и вновь обратила взор на Дениса.

Он не для демонстрации все еще лежал на земле и судорожно кашлял. Гнев девушки сошел на жалость. Она полезла в свой рюкзак, вытащила из него упаковку влажных салфеток и, присев, начала аккуратно вытирать ему лицо, пряча глаза от нерешительности, перейдя от холодного равнодушия к подобной фамильярности. Затем натянула на его лицо второй «Лепесток» и помогла подняться и перенести всю тяжесть тела на ноги.

– Чувство вины в глазах женщины – это прекрасно. – язвительно процедил Денис сквозь респиратор, не скрывая улыбки, дабы немного сбить градус накала в сложившейся ситуации. Василиса поступила по уму и не ведясь на банальщину, только томно выдохнула.

Пока Денис отряхивался и омраченными глазами изучал с трех сторон приближающийся огневой фронт, который, как чума, повсеместно поглощал окрестности метр за метром, Черника с трепетом спрятала немного подпорченную, но все уцелевшую тетрадь в рюкзак, которая для девушки была той единственной сладкой пилюлей во всем этом бреду, а затем принялась жадно глотать воду и полупустой бутылки, стараясь заглушить жажду.