Максим Альмукаев - Оксюморон

– Классный мужик – сказала Лена, когда президент одарил мир своей скупой мужской улыбкой, от которой по его лицу побежали добрые, но аккуратные, наверняка внимательно продуманные, морщинки. – Классный мужик, ну согласись Лёша, – восхищённо произнесла она ещё раз, – я от него просто тащусь…

При этом она взглянула на меня, видимо ища у меня поддержки своей оценке.

– Прекрасный – сердито ответил я – осталось только поставить ему при жизни нерукотворный памятник, объявить его Августом и провести его родословную от солнца.

В ответ на мои слова Ленка по-детски надула губы

– Нет ты согласись: классный мужик! – снова произнесла она.

– Угу – пробурчал я – а если бы он сейчас мне яичницу приготовил, то был бы ещё лучше.

Мой намёк, по всей видимости, остался незамеченным.

– А всё-таки, как он тебе? продолжала настаивать моя супруга, а надо заметить: настаивать на своём она умела.

Дальше была два варианта развития событий: Можно было признать правоту её наблюдений и согласиться, что наш президент таки классный мужик. А можно было наконец расставить все точки над i. Я решил действовать по второму сценарию.

– Как талисман команды, нарочито смиренно ответил я.

– Какой команды? – удивилась Лена посмотрев на меня.

– Той, что забивает миллиардные голы в ворота швейцарских сейфов – пробурчал я вставая из-за стола и направляясь к холодильнику.

– Он тебе что, не нравиться?

Я пошёл на попятную и сделать попытку помириться.

– Да нет, Леночка,– сказал я, остановившись на пол пути к холодильнику – как человек он мне скорее всего даже понравился бы если бы нас кто-нибудь друг другу представил, но как политик… – я посмотрел на неё не зная, как сделать переход к сути более мягким, но решил действовать на пролом.

– Что как политик?– спросила моя супруга, нахмурив брови, при этом сложив руки на груди.

– Извини дорогая – сказал я с улыбкой – но мне хотелось бы чтобы граждане этой страны и ты в том числе, я подошёл к ней и взял её руку, до этого лежащую на столе и поцеловал её, к нему относились правильно.

– Интересно что в твоём понимании значит относится правильно? – пробурчала Ленка, надменно вздёрнув свой аккуратненький носик.

– А относится правильно, в моём понимании, значит, относится к нему как к менеджеру, призванному блюсти и отстаивать повсеместно и ежесекундно интересы своего народа наши с тобой, в том числе интересы. Но сдаётся мне, что пока он нас использует больше чем мы его. Уж больно часто он для занятого человека мелькает в кадре, ты не находишь? Она пожала плечами, но было видно, что мой вопрос поставил её в затруднение. Я решил закрепить успех. Как говорят в Китае: – лучшая власть- это власть, когда подданные не знают, как зовут их правителя.

– Много ты понимаешь! – огрызнулась Ленка.

А потом после всё утро демонстративно не разговаривала со мной. Мне показалось, что очередной конфликт был спущен на тормозах.

Но, как известно, у любого ”НО”, есть своя “Н” и есть своя “О”. Под пеплом костра, так и не превратившегося в то утро в пожарище оказался-таки подлый уголёк, из тех, которые превращают в ненужный хлам все девяносто девять и девять десятых приложенных усилий. В качестве казуса белли был использован протекающий старый кран в ванной.

– Нормальный мужик давно бы уже починил, – громко отчитывала меня Ленка, когда промучившись с краном несколько минут была вынуждена призвать меня на помощь.

Я ответил ей как можно более непринуждённо, что возможно нормальный мужик и починил бы, потому, что я, как не нормальный, порывался сделать это добрых раз сто. И сделал бы давно, если бы меня не останавливала всякий раз моя любимая супруга, для которой сойдёт и так, ибо этот паршивый кран является видите ли памятью об её любимом отце. В следующий момент в мою сторону устремился совок для уборки мусора. А дальше всё как у всех.

Не стану перечислять всех взаимных упрёков которые мы выложили перед друг другом.

– Чтоб я еще раз связалась с такими как ты после тебя! -произнесла со злостью жена после того как я не выдержав бросил в сердцах, что ухожу из дома.

– Ну что же, дорогая, сказал я, чувствуя, как во мне поднимается ледяная и неподвластная моей воле волна гнева, пойду передам, мужикам вроде меня, что бы за мной к тебе очередь не занимали!

На Ленку смотреть стало страшно. От некогда любимого мною лица теперь ничего не осталось. Теперь это была маска злобы. После этих слов я вылетел из квартиры, едва успев увернуться от летевшей в меня фарфоровой чашки, громко хлопнул дверью. Спускаясь вниз на лифте, я чувствовал, как меня охватила дрожь. Я ненавидел жену в тот миг как может ненавидеть, наверное, только усталое сердце, обманутое в своей осенней запоздалой нежности.