Сергей Плотников - Отражение

– То есть возможные последствия тебя не пугают? – с искренним участием продолжал допытываться пожилой монах.

– Нет… брат Иоанн. – Монах, не прекращая размеренно шагать, поклонился старшему.

– Да что вы его спрашиваете? Этих книжных червей ничего на свете не интересует, кроме смешения подозрительных субстанций и получения из них ещё более подозрительного дерь… Я хотел сказать – результата! – влез в беседу голубоглазый.

Кстати, весь разговор происходил на благородной латыни, которой все трое отлично владели.

– А тебя, брат Андрэ, ничего не интересует, кроме разудалых драк, – хмыкнул архиерей. – Даже удивительно, что магистр вашего ордена выдвинул для проведения обряда именно твою персону – это после всего того, что о тебе нарассказывал.

– Ну, вообще-то кое-что интересует… – мечтательно закатил ясны очи бывший шляхтич, но вовремя спохватился и немедленно сделал скорбное и постное лицо. – Молитвы и служение на благо мира христианского.

Помянув христианский мир, брат Андрэ истово перекрестился, но сделал это с такой рожей, что архипастырь вынужден был отвернуться – до того комичными были усилия проходимца в сутане изобразить благочестие.

– Похоже, ты не очень-то веришь в благополучный исход нашего дела, – ворчливо прокомментировал Иоанн. – А зря. Если Ему будет угодно, вместо вечной войны настанет мир.

Поляк ещё раз наложил на себя крестное знамение, когда епископ упомянул Всевышнего, но в этот раз с подобающим выражением лица. Но язык за зубами всё-таки не удержал, без тени сомнения припечатав:

– На мой век колдунов и тварей хватит.

Разговор прервался – тройка монахов дошла до границы леса… и, нисколько не колеблясь, вошла под его своды. Сразу стало легче идти: под многоярусным пологом тяжёлых ветвей не росла трава, а многолетние наслоения сброшенной хвои пружинили под ногами, как дорогой ковёр. Разве что приходилось регулярно «кланяться», пригибаться под уцелевшими, но давно мёртвыми нижними сучьями. Солнечный свет ещё некоторое время пробивался вслед за странниками, но вскоре отстал, погрузив окружающее пространство в серый с серебристыми прожилками тумана густой сумрак, поглощающий все звуки, как вата. Обычного человека, будь он хоть каким храбрецом, в таком месте и в такое время обязательно пробрал бы если не страх, то холодок точно: уж очень чуждым человеку был старый сырой еловый бор. Холодным и промозглым – прямо-таки растительный склеп какой-то. И чужакам он был не рад.

Шагающий теперь вровень с предводителем Андрэ внезапно, без всякого предупреждения, рванул с пояса тяжёлую цепь. Слитный звон – и оружие стальной змеёй рванулось куда-то назад, послушное движению руки человека. Цепь оказалась неожиданно длинной – по крайней мере, неожиданно для того, кому предназначался удар, и тяжёлое грузило с глухим треском встретилось со лбом противника.

– Ха! – Поляк поддёрнул оружие, перехватив примерно за середину, и лёгким движением руки молниеносно раскрутил оставшуюся часть над головой – между старыми стволами места хватало с избытком.

А на месте удара осталась лежать конвульсивно подёргивающаяся волчья туша с разбитым черепом. В стылом воздухе потянуло кровью.

– Интересно. – Брат Иоанн внимательно осмотрел поверженного врага. – Хранитель чащи?

– Молодой волчонок из стаи Хранителя, – поправил блондин, лицо которого прямо-таки лучилось азартом. – Неопытный, слишком близко подошёл. Теперь остальные кинутся все сразу.

– Хм… – Пожилой монах ещё раз осмотрел «молодого волчонка» – матёрую зверюгу величиной с телёнка, чей слишком светлый мех кое-где украшали пряди лишайника, что свисал с ветвей деревьев. – Нам их здесь подождать или пойти навстречу?

– Ждать не нужно, – ответил владелец цепи, и, как бы в ответ на его слова, окружающий сумрак расцвёл десятком пар огоньков. Ярко и совершенно противоестественно светящихся глаз.

Брат Павел, до того безучастно следующий за спутниками, впервые за всё время проявил некоторые признаки беспокойства: завозившись, он вытащил из-под сутаны две небольшие кривоватые бутылочки с плотно притёртыми крышками.

– Это не понадобится, – остановил его епископ и, повернувшись, внезапно раскатившимся окрест голосом приказал: – Ко мне, тварь Божья!

В облике немолодого монаха произошли разительные перемены: он словно стал выше ростом и заметно шире в плечах. Более того, кисть руки, совершившая повелительный жест, так же отчётливо засияла во мраке жемчужным неярким светом. От Иоанна вместе со светом исходило физически ощутимое ощущение надёжности, спокойствия… и власти. Все огни в лесу погасли, кроме самой яркой пары, та медленно двинулась навстречу человеку, как-то странно подёргиваясь. Когда огромный снежно-белый зверь появился в круге света, стало понятно почему: он полз. Полз на брюхе, повиливая хвостом и еле слышно скуля – ни дать ни взять нашкодивший щенок, униженно пытающийся вымолить себе прощение. В исполнении существа размером с добрую лошадь смотрелось это действо особенно внушительно.