Батарейка (СИ)

И тогда я собрался с силами и сказал дедушке, чтобы он не унижался перед этим Благородным отродьем. Что я люблю его и своих дядей, и что когда-нибудь мы обязательно встретимся, и я буду счастливым и свободным, а те, кто обижал его – пожалеют об этом. Я не знаю даже, откуда у меня взялась смелость, чтобы сказать такое, я никогда не был смелым, да и сейчас храбрее не стал. Но тогда я сказал всё, что думаю. Благородные настолько были поражены моими словами, что я успел сказать всё. А потом дедушку взашей вытолкали из замка, а меня высекли. Впервые в жизни. Для мальчика, которого не пороли никогда, это было шоком. Я тогда проболел две недели, и чуть не умер. Но всё-таки выжил. А когда я смог вставать – я окончательно превратился в прислугу и няньку для Рина. Но вот последнее меня, как раз, нисколько не напрягало. Рин в детстве был таким милым – толстый, смешливый колобок с забавно торчащей косичкой. А если братья начинали его дразнить Пузырём – он так смешно ревел басом. С ним было спокойно. Я придумывал разные игры, рассказывал ему сказки и рисовал смешные рисунки. Я его даже на руках таскал, хотя мальчишка был тяжёленький. А он порой обнимал меня за шею, целовал в щёку слюнявым детским поцелуем и говорил, что я самый хороший. Мне порой казалось, что я не с ним, а с Натиком, с моим братишкой, которого убили по приказу этой твари – Аматты. К счастью, он редко появлялся в замке, иначе я точно сошёл бы с ума. Или попытался бы его убить, что было равносильно смертному приговору. И я понял, почему он бывает в замке так редко. Как ни странно, но ему больно было смотреть на семейное счастье брата – ведь Дальзор и Амайа жили вполне мирно, они неплохо дополняли друг друга, любили своих сыновей и практически не ссорились. А Аматта, мерзкий извращенец, был влюблён в собственного брата. Я об этом догадывался. Я вообще догадывался о многом, но предпочитал держать свои мысли при себе. Тем более, что у меня было немало поводов для беспокойства. Я не знал, что с дедушкой и моими дядями, они через месяц после неудачной попытки забрать меня, попытались меня выкрасть, но неудачно. Я только надеялся, что дедушка и дяди скрылись на Островах, как хотели, иначе их судьба могла бы быть очень печальной. Дальзора и Амайа я не рискнул расспрашивать, боясь нарваться на насмешки или наказание. Но потом я рассудил, что раз уж мне ничего не говорят – значит с моей роднёй всё в порядке, иначе кто-нибудь из родственников не упустил бы случая укусить меня побольнее. Но мне никто ничего не сказал, только в наказание за несостоявшийся побег снова высекли и остригли косу. Последнее, что осталось у меня от прошлой жизни. Но я не плакал. Я не хотел, чтобы они увидели, как мне больно на самом деле. А потом… потом потянулись совершенно беспросветные годы. Годы, наполненные рабским подчинением, насилием и издевательствами. Смерть Дальзора и Амайа не обрадовала и не огорчила меня, более того, я готов был даже пожалеть братьев, я-то знал, как им тяжело. И пожалел бы, но к тому времени Дальхем уже успел превратить меня в свою шлюху, которой порой делился с братом. Им вообще нравилось насиловать меня вдвоём, а позже, много позже, когда в замке появился Экор – я сочувствовал ему от всей души. И хоть как-то пытался помочь. И, если бы не Экор, я не знаю что было бы со мной и с моим любимым. Со Скареллом. Я только продолжал надеяться, что мы будем когда-нибудь свободны и счастливы, и это свершилось. И это второе самое большое чудо, которое вообще могло случиться со мной в этой жизни.

Первым был Скарелл – несчастный растерянный мальчишка, которого ждала страшная участь за грех, совершённый его отцом. И я не мог ничем помочь ему, продолжая оставаться рабом. Я помню, как его привезли в замок. Как собрали всех. И как один из Стражников по приказу дяди Аматты отрубил ему ступни и ладони. Это ужасное зрелище я не забуду никогда в жизни – как сильного красивого юношу за несколько минут превратили в беспомощный окровавленный обрубок. Дядюшка Аматта так и велел называть его - Обрубок. А мне велели ухаживать за ним – к тому времени все уже признали, что я неплохой лекарь. И я ухаживал. Я полюбил его сразу – всей душой, всем сердцем, каждой каплей крови своей полюбил. И я поклялся, что не только сам вырвусь из замка, но и его спасу. А ведь к тому времени мой побег был уже почти готов, я даже сумел подобрать ключи к заклятью, которое держало мой Амулет Подчинения, не хватало самой малости для окончательного успеха, но появился Скарелл, и я отбросил мысль о том, чтобы бежать одному. Я остался.