Елена Алчевская - Из Шумера с любовью!

Посвящение является актом вхождения в духовную иерархию своего города. Жрецы утверждали, что при этом на человека нисходят благодать бога-покровителя и некие высшие силы, управляющие душой и телом. У посвящённого открывается внутреннее зрение, позволяющее видеть и воспринимать проявления духовного мира. Он становится сильнее, умнее, выносливее. Кроме того, с момента посвящения он получает помощь и наставление Бога-покровителя (или Богини) и духа-хранителя.

Посвящение в Шумере совершалось не просто так. Необходимо было получить рекомендации жреца. И если сразу после избрания на празднике мой родитель никак не мог ни с кем договориться, то сейчас к нему уже на утро пришёл один из самых почитаемых, не помню его имени, жрецов храма Ана, направленный самим Лугаландой, Верховным жрецом. В храмовой же ювелирной мастерской всего за сутки сделали мою личную печать. Правда, не из золота или серебра, как положено Избранной Инанны, а из бронзы, но их понять было можно. Зачем тратиться, если Избранная вскоре нас покинет? А об экономии средств и оскорблении Богини никто не узнает, так как личная печать остаётся со своим владельцем и после смерти, её хоронили вместе с ним. Кстати, то ли из-за спешки, то ли из-за жадности, но печать мне сделали весьма скромную. Ни тебе священных сюжетов, ни хвалебных и возвышающих надписей. На небольшом цилиндре изобразили только богиню Инанну и небольшую надпись: "Арбела, Избранная богини Инанны". Скромненько, и со вкусом. Хотя я была не против, наоборот. Такой печати не было ни у кого, разве что у богов! (шутка).

Само посвящение тоже было весьма скромным, если не сказать унылым. Вечером того же дня меня доставили в храм Великой Богини. Лугаланда что-то пробормотал, видно нужные слова, и меня подвели под руку статуи Богини, чтобы получить её благословение и тут же попытались оттуда вывести, даже не освятив мою печать. Я напомнила об этом, заметив, что печать без благословения Богини не будет действительна. Кажется, Лугаланда аж позеленел от злости. Именно в этот момент мою печать прокатывали по дощечке с глиной, помеченной моими данными, включая отпечаток ладони. Только после этих формальностей печать становилась своеобразным паспортом владельца и её достоверность всегда можно было проверить по этой копии, навечно остающейся в храме. А это для Лугаланда было архиважно, как я теперь понимаю. По закону, эту печать планировали поставить на моё завещание. А что в этом документе будет написано – это уже дело техники помощников верховного жреца. Во всяком случае, так он думал. А тот факт, что печать, не осенённая благословением Богини, не получит силу заклятия, его не особенно волновало. Точнее, не волновало вообще. Поэтому он и поспешил зарегистрировать содержание печати, проигнорировав небесный ритуал её благословления. И мой демарш по привлечению внимания окружающих к этой его оплошности добавил ещё один камешек в копилку его любви ко мне.

– Хенна, ты уже закончил с печатью? – голос Верховного скрежетал как не смазанное колесо.

– Да, мой господин.

Служка, точнее маленький жрец, аж пригнулся от страха.

– Принеси печать сюда, под руку Великой.

Всё это время все присутствующие здесь жрецы с интересом наблюдали за этой сценой. Все всё прекрасно понимали и, не выступая против намерений Верховного жреца (самоубийц тут не было), тем не менее наслаждались его маленьким унижением. Врагов, явно, у него было более чем достаточно. Тем временем Хетта суетливо схватил печать, начал искать тряпку, которой её можно протереть, ведь нельзя подносить под благословение Богини вещь, испачканную глиной, почему эту регистрацию и проводили уже после ритуала. Тряпка не находилась, Хенна всё больше мельтешил, Верховный всё больше наливался злостью, народ наслаждался зрелищем. Наконец, жрец догадался вытереть цилиндр концом своего плаща, и рысью кинулся ко мне с целью поскорее передать эту злосчастную печать. И остановился, раскрыв рот. Присутствующие, со смешками провожавшие взглядом несчастного служку, а увидев меня, не только переставали хихикать, но тоже застывали изумлёнными статуями. Но когда и Лугаланда, остановив на мне взгляд, поперхнулся и выпучил глаза, я забеспокоилась. Оглядевшись вокруг и не увидев ничего примечательного, я осмотрела уже себя. Моё тело, ещё недавно покрытое открытыми ранами и с зажившими, но со струпьями, было девственно чистым, покрытым лишь загаром и лёгким румянцем от жары…