Василий Панфилов - Без Веры…

Позже, уже в Европе, интересовался католицизмом, протестантизмом и даже иудаизмом. Последнее, правда, уже на излёте богоискательства, а скорее – из-за друга, отец которого был раввином, хотя и реформаторского направления.

Как у них кормили… собственно, поэтому я любил бывать у них и слушать разглагольствования отца семейства. Ещё, пожалуй, интересны были своеобразные взгляды раввина на исторические события.

Имея возможность сравнивать, думать и вести беседы, а не просто "веровать", стал со временем то ли агностиком, то ли атеистом [14] Отличием атеиста от агностика является то, что атеист отрицает наличие высших сил, а агностик указывает на то, что доказать их существование невозможно, но не утверждает, что Бога нет. . В богословии я понимаю по верхам, быстро потеряв интерес к подобным беседам, но – действительно понимаю, а ещё – знаю "узкие" места любой из этих религий…

… и терпеть не могу, когда человек, который должен быть профессионалом в этом деле, таковым не является! Поставив локти на парту, я прикрыл лицо и принялся ловить протоиерея на разного рода ошибках и несуразицах, мысленно ведя с ним богословский спор. Развлечение более чем сомнительное, но под нравоучительные цитаты думать о чём-то отвлечённом затруднительно.

Едва успел прозвенеть звонок, преподобный выкатился из класса, оборвав свою речь на половине. Вытаскивая на ходу брегет, он озабоченно глянул на него и ускорил шаг.

Почти тут же Стурков выскочил из-за парты и подскочил мне, хватая за грудки и добела сжимая кулаки.

– Ты… – начал он, брызгая слюной, а я…

… просто врезал локтем по удачно подставленной челюсти. Не сильно, потому как откуда силы в этом сколиозном шкилетике, но – резко и очень, очень точно.

Струков начал падать, но почему-то не сразу разжав руки и потянув меня за собой. Попытавшись было разжать его руки, я потерпел неудачу, и озлившись, упёрся ему подошвой в грудь и оттолкнул падающего противника на пол.

Класс загудел встревоженным ульем, а Парахин ринулся ко мне, расталкивая одноклассников. С колотящимся сердцем и мигом вспотев, я задом запрыгнул на парту и соскочил назад, толкнув кого-то невзначай.

– На следующей перемене – ты, жирный, – срывающимся голосом выкрикнул я и лязгнул зубами, заходясь несколько истерическим смехом, – я тебе нос откушу!

Драку прямо в классе нам устроить не дали, но я, собственно, и не очень-то рвался. Нокаутированного Струкова подняли и помогли привести себя в порядок, хлопая по щекам с такой силой, что моталась голова.

Он бодрился и пытался угрожать мне, но я видел, что он если и не сломлен окончательно, то уже боится. Даже если ситуация с Парахиным не разрешится в мою пользу, его верный клеврет заречётся размахивать руками возле моей физиономии!

Как я высидел следующий урок у нашего требовательного и занудного латиниста, даже не могу сказать. Не помню! Что-то писал, отвечал и даже получил пятёрку. Всё машинально, на автомате.

А впрочем, было бы удивительно, если бы я получил оценку более низкую. Я хоть и не успел получить степень бакалавра, но по моим прикидкам, латынь я знаю если и хуже нашего педагога, то очень незначительно.

Пока в гимназии не кончатся уроки, учеников не выпускают за ограду без записки учителя, что такому-то стало плохо, или что он уходит про неотложному делу. Причём записка считается действительной, только если ученик имеет хоть сколько-нибудь положительную репутацию, а её подделка – страшным грехом в глазах гимназического начальства.

Это не значит, что ученики сидят за оградой от звонка до звонка! Вот уж нет… заборы освоены хорошо, а некоторые сорви-головы на приличном уровне владеют зачатками паркура, натренированные набегами на чужие сады.

В качестве тренеров выступают сторожа с берданками, а в качестве допинга – соль в патронах, и соли там помещается ну о-очень много… Так же неплохим стимулом является родительский ремень или розги, когда чадо приводится за ухо. Причём сам факт набега большим грехом в глазах окружающих не является, а вот попасться, это да…

Гимназию мы покидали по всем правилам военного искусства, слаженно перебираясь через заборы и окружными путями, дабы не попасться на глаза выглядывающим из окон педагогам, перебирались через Малую Лубянку в один из соседних дворов с полудюжиной флигелей. Здесь нас не то чтобы привечают, но и не особо гонят.

Драться договорились за одним из флигелей, отведённым под проживание прислуги. Любопытствующие лакейские рожи сразу повысовывались из окон, вполне приятельски общаясь с гимназистами.