Василий Криптонов - Первые искры

А вот интересно: они жгутся? Я наклонился, вознамерившись потрогать пальцем ближайший…

– Вот дурак, – вздохнула Талли, когда я сунул в рот обожжённый палец. – Но заклинание неплохо удалось. Только в другой раз представляй сразу, сколько хочешь копий и где они должны расположиться. А то и до пожара недалеко.

Я, опять же интуитивно, осуществил некое волевое усилие, по ощущениям напоминающее взмах рукой, и огни погасли. Все, кроме одного, конечно же.

– Да у тебя хороший потенциал, – вновь похвалила меня Талли. – Ладно, на сегодня пока хватит. Завтракать будешь?

Я кивнул и пошёл вслед за Талли прочь из святилища.

Текущая сила Огня – 8. Пиковая сила Огня – 16 .

Я вздохнул. Сила росла, и это наполняло меня одновременно щенячьим восторгом и детским страхом.

Всю подневольность своего положения я осознал довольно скоро. Меня держали в подземном «дворце», откуда я не мог выбраться при всём желании. Мелаирим и Талли входили и выходили совершенно свободно, потому что у них были печати Земли. А у меня была только печать Огня, и стены меня не слушались. Я даже в комнате не мог закрыться! А порой хотелось психануть и хлопнуть дверью. Вот, значит, каково первозданному Пламени быть заточённым в недрах Земли. Но меня хоть кормили неплохо – чаще, чем раз в год.

Тренировки с Талли проходили всё интереснее, я осваивал новые и новые простые заклинания, прокачивая свою огненную силу. Особенно мне нравилось заклинание «Скульптор». Применив его, можно было заставить огонёк принять любую форму. Чем больше деталей вспоминалось, тем лучше получалась скульптура.

На словах просто, на деле – попробуй сделай! Сидишь, щуришься, шипишь сквозь зубы, а руки так и тянутся – поправить, разровнять… Огонь мне, конечно, вреда не причинял, но и ощущения от ожога хватало, чтобы утратить концентрацию. Пламя немедленно теряло форму, и заклинание приходилось творить заново.

Спустя неделю мне удалось изобразить вполне себе сносную ромашку (вообще хотел розу, но потом понизил планку).

– А я думала, у нас мальчик будет, – ехидно заметила Талли, как раз в этот момент заглянувшая в святилище, где я отрабатывал навыки.

Я, разумеется, дико смутился и попытался на ходу превратить ромашку в меч. Получилось нечто до такой степени несуразное, огромное и вяло фаллическое, что Талли, взвыв от смеха, выбежала прочь. Ну и Огонь с ней. Дура.

На следующий день, пытаясь нарисовать Огнем с натуры саму Талли, я спросил: какой вообще смысл в этом заклинании? В бою ведь всё равно, чем ты во врага кинешь: огненным шаром или огненным пони.

Талли в ответ посмотрела на меня, как на идиота.

– Это красиво, – сказала она.

– И всё?!

– А что ещё? Разве в твоем мире нет такого понятия, как искусство?

– Ну, есть, но… Какой смысл создавать скульптуру, если она исчезнет сразу, как ты отведёшь взгляд?

– А какой смысл в скульптуре, которая исчезнет через век или тысячу лет? Произведения искусства согревают сердца смотрящих и живут в памяти вечно. В Ирмисе был целый орден Творцов, и люди каждый день ходили смотреть на созданные ими изваяния и представления. У самых искусных изваяния двигались и разыгрывали пьесы.

– Двигались? – выдохнул я, глядя на кривого уродца, который у меня получался вместо высокой стройной девушки. Его хотелось пристрелить, чтобы не мучился. Примерно так я и сделал.

– Ты всё? – с усмешкой спросила Талли. – Продолжим завтра?

– А какой смысл? – пожал я плечами. – Мне до таких высот, как ты говоришь, лететь, пер… Ну, в общем, высоко лететь. И ради чего? Кто будет смотреть мои скульптуры? Ты и Мелаирим?

– Ты прекрасен, – без тени насмешки сказала Талли. – Ты великолепен! Именно такой и был нам нужен: жалкий слизняк без цели, без воли, без чувства прекрасного. Тем легче Огонь займёт место твоей воли. Ты ему только окрепнуть дай! А что до заклинаний, то мне лично без разницы, какое ты прокачивать будешь, лишь бы ранги поднимались, без этого от тебя толку чуть. Хочешь, найди другое. Но если вдруг поможет, я могу и голой попозировать. Так или этак, а куда-то мы продвинемся. Подумай до завтра.

И она, подмигнув, ушла. Оставила меня, униженного, раздавленного и возбуждённого до крайних пределов. Разумеется, воображение тут же заполнила голая Талли, неподвижно застывшая передо мной.

В своих чувствах к Талли я до конца не разобрался, как и в её чувствах ко мне. То, что она была самой шикарной девушкой из всех, что я видел по эту сторону смартфона, сомнению не подлежало. Когда она бывала в дурном настроении, я прикусывал язык. Стоило ей улыбнуться, и я начинал болтать без умолку.