Татьяна Абиссин - Странница

А сейчас девочка шуршала страницами глянцевого журнала «Фонари». На тумбочке рядом с ней находилась целая стопка. Предполагалось, что участницы и их родители разберут по выпуску, но почему-то журнал проигнорировали. Многие девочки были расстроены результатами конкурса и торопились покинуть «Московский шелк», не замечая ничего вокруг.

Любе же очень хотелось перекинуться парой слов с Соболевой. Может, это глупо, но руки просто чесались вцепиться королеве дня в ее напомаженные волосы:

«Выскажу все, что о ней думаю, в лицо! Тогда хотя бы легче станет. И пусть не мечтает, что победила. Еще не вечер! Соболева однажды пожалеет, что перешла мне дорогу. И тогда извинится за этот случай. А я… Я стану намного популярнее ее!»

В журнале оказалось нечего читать. На каждом развороте – по яркой рекламе (шампуни, духи, косметика и тому подобное), и небольшие заметки на популярные темы – о любви, жизни «звезд», о новых фильмах и книгах.

Перевернув последнюю страницу, Люба, наконец, поняла, что осталась в одиночестве. Переодеться в джинсовый сарафан она давно успела, потому просто скучающе уставилась на дверь. Чтобы хоть как-то скоротать время, Люба перебирала в памяти конкурс, и последовавший за ним банкет.

Поела она сразу после оглашения результатов. Кусок в горло, конечно же, «не лез». Запеченное мясо, немного сыра, пару стаканов вкусного вишневого сока, и тарелку овощного салата, она в себя стоически запихнула. Просто потому, что для нее это – настоящий пир. Михайловна постоянно пичкала их с дядей «ужасно полезной», по её словам, но отвратительной на вкус едой. Да и порции Любе доставались «воробьиные», по причине того, что модель должна контролировать свой вес.

«Хотя бы поела вкусно», – вздохнула про себя Журавлева, и в эту минуту дверь в гримерку отворилась. Соболева вплыла в комнату все в том же белоснежном наряде, распространяя вокруг себя запах приторно-сладких духов.

Люба с некоторым сожалением подумала о том, что уже выпила весь вишневый сок. А то можно было бы «случайно» испортить одно очень красивое платье.

– Журавлева, ты чего домой не идешь? Думала, все уже разошлись. А ты тут, в темноте… Просто сцена из фильма ужасов! Кстати, прими поздравления. Прическа у тебя симпотная. Где нашла парикмахера в последнюю минуту? Не ожидала от тебя, да…

Люба поднялась и подошла к сопернице вплотную, глядя ей прямо в глаза. Они с Соболевой одного роста, но для конкурса Женька надела туфли на высоком каблуке.

– Гадина ты и стерва, – процедила сквозь зубы девочка, и вдруг поняла, что зря теряла время, чтобы дождаться Соболеву. Все равно та никогда не признается в том, что специально разбила кокошник, чтобы вывести соперницу из игры. К тому же, из-за проигрыша теперь уже сама Люба ведет себя так же, как Женька, с самого начала конкурса. – Но все равно, прими мои поздравления с честной победой. Надеюсь, она тебя устраивает.

Журавлева подхватила сумку и пакеты и направилась к выходу, не ожидая, что Женька метнется за ней. Соперница преградила ей путь. Лицо Женьки потемнело от гнева, губы дрожали:

– Погоди-ка, «Аленушка»! Ты на что это намекаешь, а? Думаешь, если бы я не разбила кокошник, ты бы выиграла конкурс? Очень смешно! Ты даже не приехала вовремя, чтобы проверить «минусовку»! Ты не смогла допеть до конца и попросила, чтобы выключили музыку! От твоей вялости, твоего равнодушия, меня тошнит, Журавлева. К тому, что случилось с твоей песней, я точно не причастна. Признайся, хоть сейчас признайся, что ты вообще не хотела выступать! И победа тебе не нужна. Вот она тебе и не досталась… А для меня эта победа – всё! И это не деньги, и не слава, нет. Это – мой билет в модельный бизнес! Возможность выбрать любое агентство, и подписать любой, самый крупный, контракт. Появиться во всех зарубежных журналах, посвященных моде. И я это заслужила, я столько сил приложила, чтобы стать лучшей! А ты – просто неудачница, Любка! Сирота, которую скинули на дядю родственнички! Какая из тебя модель? Не смеши меня! Скажи лучше, в кого ты такая уродина, что на сцену выпускать страшно? В свою мамочку?

Люба едва не ударила её. Не жалея, со всей силы. Гораздо сильнее, чем ее саму с утра стукнула Михайловна. Женька это заслужила. Пусть говорит, что хочет, про нее, но не про тех, кого уже нет в живых…

Но пощечины не последовало. Запястье Любы в последний момент перехватила чья-то твердая рука. Журавлева с вызовом повернулась к миротворцу. И тут же сникла, покраснев. На нее хмуро и огорченно смотрела администратор Маша: