Юлия Эфф - Тайна Ирминсуля

И как здорово было ехать по этому простору под медленно падающими снежинками, пить тишину и прохладный воздух мелкими глотками и думать о своём!

Над головами неспешных путников пролетела белоснежная птица с длинными крыльями, негромко крикнула, сделала круг и рассыпалась снежными завитками. Арман проследил за её движением, после исчезновения вскинул руку – и с земли вспорхнул снег, оформился в тельце с крыльями. Вверху парила новая снежная птица. Она набрала высоту, замерла в воздухе, ожидая приказа. Арман снова сделал взмах рукой, и птица умчалась куда-то вперёд.

– Матушка беспокоится обо мне, – подумав, что надо объяснить Мариэль происходящее, юноша обернулся и понял: девушка ничего не заметила.

Ехала она, опустив голову и украдкой вытирая слёзы.

– Мари? – позвал он, придерживая коня, который и без того шёл медленно.

Она не ответила, сглатывая ком, застрявший в горле, лишь покачала головой, мол, не хочу разговаривать. Арман помолчал.

– … Хочу извиниться перед тобой. Возможно, я не должен был делать это, но ничего другого мне в голову не пришло. Прости. И ещё… – он немного подумал, – меня удивило кое-что, я не стал говорить об этом нашим… Я слышал твои мысли, как будто два разных человека говорили одновременно, когда я… спасал тебя… И меня это беспокоит, Мари. Могу ли я помочь тебе?

Девушка всхлипнула и в очередной раз вытерла мокрой перчаткой щёку. Знал бы Арман, как ей было тошно! И не только сейчас. Часа два назад, едва угроза отравления магией миновала, Голос оживился и по обыкновению принялся возбуждённо рассказывать секреты из жизни Мариэль, от которых стало дурно. А состояние, которое друзья приняли за шок, называлось на самом деле: «Хочу провалиться от стыда под землю!»

Голос хвастался, как однажды Мариэль соблазнила Армана на поцелуй, чтобы почувствовать в этом превосходство над Люсиль. А после не раз шантажировала Армана разоблачением перед подругой и получала новые порции неохотных ласк. Как он, должно быть, ненавидел Мариэль! А она тешила своё самолюбие: украла у Люсиль хоть что-то, принадлежавшее ей. Голос признался, распаляясь от гордости, что Мариэль всё же планировала рассказать Люсиль правду и устроить всё таким образом, чтобы доказательства измены Армана оказались несомненными.

«За что мне это порочное тело и разум? – горевала Маша. – В Москве я хотя бы могла свободно думать и уважать себя. А здесь… как только вся правда вырвется наружу, поток презрения остановить будет невозможно…»

«Наложи печать молчания на него!» – вдруг придумал Голос, вняв логике переживаний, и теперь досаждал истерикой. Голова гудела от непрерываемого монолога: Голос понял, что Маша не собирается ничего предпринимать; в речь вплетались оскорбления и напоминания об ущербности в прошлой жизни, не забыла про мать, незаслуженно страдавшую без малого восемнадцать лет.

И сожаление о том, что она так и не умерла, стало последней каплей в переполнившейся чаше: слёзы стыда и безысходности хлынули и остановиться уже не могли. Находился ли в Люмерии хоть один близкий человек, друг, знакомый, перед которым не было бы стыдно?

По размышлении особое значение приобрели слова г-на де Трасси об омуте соблазнов, в который бросалась прежняя Мариэль. И тем более стала понятна холодность родителей Люсиль по отношению к Арману. Если, допустим, г-н Аурелий не мог знать всех грязных подробностей, то как интуит не желал его в качестве жениха своей дочери: кому нужен зять, легко подпадающий под чужое влияние и тем более изменяющий будущей жене?

Надо отдать должное мудрости де Трасси: судя по спокойствию Люсиль, родители пощадили её чувства и не поделились с ней подозрениями, однако выдвинули обязательное условие – не обмениваться в их присутствии знаками влюблённых. Вероятно, поэтому Люсиль сегодня на прогулке выбрала Антуана в качестве спутника. Но стоило четвёрке оказаться в одной комнате без лишних свидетелей, Люсиль и Арман не отходили друг от друга, доказывая нежность внутри своей пары.

Де Трасси надеялись, что пребывание в Академии поможет переключить внимание Люсиль на более стоящих кандидатов. И более чем вероятно, что г-н Аурелий не собирался ждать лета, с которым начиналось обучение. Златовласка по секрету сообщила друзьям, что в конце следующего октагона (через десять дней) в замке де Трасси состоится бал в честь новобранцев Лабасса с приглашением большого количества гостей, в том числе из других провинций. Если Маша мыслила в верном направлении, то организационная интрига состояла в подборе будущих сокурсников для Люсиль и, разумеется, потенциальных женихов. В том, что де Трасси умеют добиваться своего, можно было и не сомневаться.