Елена Макарчук - Августина Лил. Красная нить

Огонь по ногам поднимается все выше… доходит до области сердца и огромным снопом света бьёт во все стороны из меня!

«Генку» отшвыривает на границу этого потока Света. Ближе он не может подойти. Вижу, как пытается, но Свет твердая стена для него.

И вдруг уже не боюсь «Генку», вдруг уже чувствую такую свободу от страхов и зажатости, радость затопляет всю меня, и даже чувствую некую не то чтобы любовь к «Генке» – понимание, приятие. Он перестал быть мне противен. Я понимаю его сущность. Открыто смотрю на «Генку», но Свет из сердца не даёт ему приблизиться ко мне.

Какое-то время мы молча смотрим друг на друга. Я читаю в его взгляде – уважение. В моём, надеюсь, он читает – уважение и благодарность. За то, что показал мне меня. Он – демон Хаоса, он поступает сообразно своей сущности, а я сообразно своей. Проиграй я – проглотил бы меня, не подавился. В Играх Хаоса в поддавки не играют. Игры проявляют сущность, прежде всего для тебя самого.

Первое испытание пройдено.

И «Генка» уже одет по моде девяностых.

В рубашку без остроугольного воротника.

Я открываю глаза и понимаю, что все это было на самом деле.

На Памир я мечтала попасть давно. Там же Шамбала. А я что здесь, в средней полосе, делаю?

Непонятно…

Шутки шутками, но, когда в институте, при распределении практик, сказали, что есть одно место на Памир, у меня даже раздумий не было – туда еду я.

– Одна?! Ты с ума сошла! Ты знаешь, что такое Средняя Азия? Даже не смей там никому улыбаться! И слова никому не говори, это будет восприниматься…

Все, как могли, собирали меня в дорогу.

Мама плакала и причитала, как на войну провожала. Что потом оказалось почти правдой – успела съездить туда за год до трагических событий в Душанбе; напряжение висело в воздухе, хотя внешне все еще было как обычно… уже на следующий год к нам поехали сотни русских семей, а уж поехать на Памир – об этом можно было продолжать мечтать.

Запаслась адресом родни подруги. Родня, как нельзя кстати, жила в Душанбе, и… «ну, здравствуй, это я!»

Звоню в геологическую партию…

– Если у вас есть, где жить, – сказали мне по телефону, – то поживите там, у нас общежитие в плохом районе, неспокойно.

– Хорошо.

Потом окажется, что общежитие на соседней улице.

Родственники подруги оказались милые люди, слова не сказали, «конечно же, поживи».

Только через неделю летит вертолет, и у меня есть семь дней, посмотреть город, покопаться в архиве, собрать материал на курсовую работу, и, как на работу, ездить в геологическую партию

Мне нравится.

И я не улыбаюсь. И слова не говорю.

– Дэвушка, а дэвушка…

Молчу.

Дальше больше, по нарастающей.

Молчу… иду…

Еду в троллейбусе – паника – он на велосипеде мчит за троллейбусом. Но я же молчала и не улыбалась! как же теперь… Верх неприличия – в приютивший меня дом ухажера «притащить на хвосте».

Выхожу на следующей остановке и иду в кафе.

…буду сидеть, пока не уйдет…

И что делать прикажете…

– Дэвушка, а почему у вас носки разные?

– Где?

Мы хохотали полчаса… над всем… он пошел в свою сторону, а я пошла в свою… пешком через рынок… Улыбка теперь не сходила с лица.

Домой принесла букет роз и арбуз – подарили на входе и выходе с рынка.

Больше глупостями я не занималась – люди везде люди.

Потом вертолетчики, не добросив нас до лагеря (закончилось топливо), скажут, прилетев на следующий день, когда мы уже готовились к долгому пешему переходу: «Скажите спасибо своей улыбчивой, если бы не она, не прилетели бы».

Что ж, спасибо тому парню, нашел правильный подход…

Мой руководитель. Ильич. И тут не обошлось без запугиваний.

Летим в вертолете.

– Кто у тебя руководитель?

Называю.

– У-у-у – смеются, – будешь сидеть в лагере, еду готовить.

– Почему это? – настораживаюсь.

– А он женщин терпеть не может, и тем более в геологии.

– Ты с равнины?

– Что?

– Родилась на равнине?

– Да.

– А в горы ходила хоть раз?

– Нет.

– Будешь еду готовить и в лагере сидеть.

– Не буду.

– Ты посмотри в окно! Превышения по километру-полтора, люди даже здесь родились, и то матерятся, когда ползут!

Смотрю в окно, насупилась… как в кино, вертолет-букашка летит между гор, уходящих в небо, а внизу бесконечная пропасть…

Первый маршрут.

Приползла вечером, разбираю семь пар носков, ноги свинцовые, после «кошек» сорок пятого размера на мой тридцать шестой, меньше не было, солнце обожгло лицо, ложусь без единой мысли в голове. Слышу, как Ильич говорит кому-то: "Ничего… ходить будет… первый раз сложно, на равнине родилась. пообвыкнет… ни слова не сказала… так молча весь маршрут…"