Соня Марей - Ваш любимый доктор, или Дело всей жизни

Не сумел, его вовремя успели задержать. Иначе не миновать наказания, а так еще вся жизнь впереди. Со временем горе притупится, хоть и не забудется.

Выступали и нейты Ойзенберг с Калвином, которые давили на то, что по закону не обязаны принимать и оказывать помощь таким женщинам. Зан подтверждал, что я не виновата, потому что операция была проведена не мной.

Все сказанное тщательно фиксировал писчий, а под конец гвардейцы провели в зал бабку лет восьмидесяти на вид. Морщинистая, вся в темном, из-под платка свисала седая пакля. Подслеповатые глаза смотрели зло и насмешливо.

– Ведьма, – шепнул нейт Калвин и осенил себя защитным знаком.

Я невольно поежилась. Она была чем-то похожа на черную колдунью из сказок, хоть я и не чувствовала от нее даже слабейших магических потоков.

– Это она убила нашу дочь! – закричала мать Лесси, но бабка бросила:

– Ее погубила глупость. Не отреклись бы от дочери, ничего бы не было. Она сама пришла ко мне и умоляла.

Тяжело и неприятно было присутствовать при всем этом, но надо перетерпеть. Осталось совсем немного, и это сумасшествие закончится. Я вернусь к своему делу, к пациентам и строящемуся госпиталю, к Норвину. Нам о многом надо поговорить.

Старуха даже не отрицала своей вины. Более того, рассказала, как помогала многим деревенским женщинам. А под конец бросила:

– Лицемеры при власти. Мужчины… – и фыркнула презрительно. – Что бы вы понимали в этом, ваше дело сторона. Любите лезть, куда не просят. А я уже старая, свое отжила. Мне все равно, что со мной будет.

Ей и правда было все равно. Это было написано на лице старухи.

Внезапно она повернула голову и впилась взглядом в мое лицо. Как будто хотела что-то сказать, но потом передумала и отвернулась.

В чем-то этот мир навсегда останется для меня чужим и диким. И я понимала, что изменить его не в моих силах, можно лишь немного помочь. Не сдаваться, не опускать руки. Не бояться завистников, сделать так, чтобы они меня боялись. Или обратить в свою веру – асептику, антисептику и профилактику.

Конечно же осталось невыясненным, кто написал на меня анонимку. Либо выяснили, но предпочти тактично умолчать. А что, не только Норвин мог заплатить или пригрозить, лекари были могущественной гильдией, ссориться с которой себе дороже.

Когда все закончилось, с меня сняли дурацкую печать, ограничивающую передвижение, и извинились за причиненные неудобства. Я покинула зал одной из первых, у меня не осталось моральных сил смотреть на этих людей. Хотелось поскорей вдохнуть свежий уличный воздух.

Как оказалось, в тени старой липы меня уже караулили.

– Здравствуй, Йен, – вымученно улыбнулась я и помахала рукой. – Ты что же, не боишься, что наставники увидят тебя в моей компании?

– Я видел, как они ушли. К тому же у меня сегодня свободный день, я могу гулять, где душе угодно, – заявил парень, нервно поправляя воротник. – Нейра, я очень переживал, когда парни рассказали мне эту историю. Но рад, что все хорошо закончилось.

Я молчала несколько секунд, пристально глядя в лицо практиканта.

– Ты ведь не просто так меня здесь поджидал, правда? Что-то случилось?

Парень вздохнул и опустил глаза.

– Нейра Эллен, у меня опять для вас не слишком хорошая новость. Я решил, что вы должны узнать об этом как можно скорее, вам ведь это важно…

– Что-то с Таем? – меня прострелило нехорошее предчувствие.

Йен поднял виноватый взгляд.

– Я не видел, когда нейт Лейн его выписал. Это случилось без меня…

– Выписал? После ампутации? Еще ведь слишком рано!

Ну сволочь! А я ведь успела подумать о нем чуточку лучше.

– Бедняков и бездомных долго не держат, им нечем платить, – пожал плечами Йен. – От них стремятся избавиться как можно раньше, чтобы занять койки другими больными.

Эх, житие мое, час от часу не легче!

– И куда же он отправился? – спросила я, потерев лоб указательным пальцем.

Думай, думай, что делать! Для хорошего заживления ему нужен покой и правильный уход. В противном случае совсем скоро придется проводить повторную ампутацию.

– А этого я не знаю, – Йен беспомощно развел руками.

Черт…

И где теперь искать блудного пациента? Куда потом его пристроить? Госпиталь, как назло, еще не достроен, в гильдии лекарей я на птичьих правах, у меня нет там голоса.

А Лейн-то каков! Возможно, просто не захотел, чтобы молодые лекари видели, что мои методы работают и работают хорошо, вот и выгнал Тая поскорей. Признать меня это все равно что расписаться в собственных ошибках, позволить какой-то соплячке-магичке утереть себе нос.