Виталий Храмов - Сегодня - позавчера (СИ)

Очнулся я уже на привале. Только со стоном сел - тут как тут - Оскальдович с котелком и кружкой:

- Завтрак, Виктор Иванович. Привал и завтрак.

- Угу, - кивнул я. Есть не хотелось совершенно, но надо.

Поел, прибежала наша медсестричка, разбинтовала меня и расплакалась. Мда-а! Рана на груди у меня начала чернеть, вокруг - зеленоватый ореол. Гнию заживо. Недолго мне осталось. Как яд гноя до сердца доберётся - каюк!

- Ладно, не реви! Спиртом промой, стрептоцидом засыпь, да завязывай, - велел я ей.

- Вас оперировать надо, хирург нужен - всхлипывала она, но ловко промывала рану.

- Надо. И не только меня. И много что надо ещё нужно. Не только хирург. Я бы от баньки и от Маньки не отказался бы.

Она уставилась на меня своими большими зарёванными глазами.

- Что? Живой я ещё. Ты делай, что должна.

- Вы умрёте.

- Я знаю, - усмехнулся я, - Все умрут. Рано или поздно. Ты не думай, я бессмертный. Меня бомбой не убило, танком не подавило, не дострелили, не добили, глядишь, не догнию. Я как те, живые мертвецы, что умереть не могут, пока клятву не сдержат.

- Какую клятву?

Я погладил её по щеке, мягкой, теплой, детской.

- Поклялся я перед Богом тебя, дочка, да и их всех до своих довести, вывести. Так что, пока не дойдём до особистов - не помру я. Ты рот-то захлопни, простудишься. И меня бинтуй живее - холодно что-то. Наверное, зима скоро.

Она споро работала, поджав губы. Потом обиженно сказала:

- Вот вы всё шутите, Виктор Иванович. Даже над тем, над чем шутить нельзя.

- Над всем можно. Стебаться, издеваться нельзя, а шутить можно. А над чем шутить нельзя?

- Над смертью. Над Богом.

- Над смертью, наоборот, нужно смеяться, иначе смертный ужас поглотит сердце. Это хуже смерти. А что Бог? Он сам тот ещё шутник. Ты черепаху видела?

- Ага. - она расцвела, но тут же увяла, - Только на картинке.

- Вот, я же говорю - шутник Он, - она закончила перевязку, я накинул свою протлевшую рубаху-гимнастёрку, - Тем более, что он мне простит, как внуку своему.

- Вы Его внук? - её огромные глаза ещё больше распахнулись.

- Ага. А ты внучка. Не слышала разве: "Создал по образу и подобию своему". Вот мой сын - образ мой и подобие моё. Особенно мы, русские. Нас так и называли в древности - Сварожичи, дети Бога. Так-то!

Я её щёлкнул по носу, потом легонько хлопнул пониже спины:

- Беги, внучка Бога. Там другим страждущим помощь нужна.

Она зарделась вся, убежала, чисто по-женски размахивая руками справа-налево. Коса её металась по спине в такт. Я вздохнул, вспомнив родные, милые лица. Увижу ли? Вряд ли. Печать смерти уже стоит на сердце. Нужен курс антибиотиков. А их только-только изобрели. Так что не видать нам их этом году, как и в следующем. Изобрели же наши "заклятые" союзники, а они скорее немцам продадут, чем нам.

Я оделся, допил остывший ягодно-травяной чай, собрался с мыслями, чтобы не предстать перед командирами в таком удрученном виде. Я - старший над ними. Это значит, что моё моральное состояние прямо проектируется на всё подразделение. Я запел себе негромко:

Не вешать нос, гардемарины!

Трудна ли жизнь, иль хороша,

Едины парус и душа!

Судьба и Родина - ЕДИНЫ!

Я обернулся, услышав хруст ветки. Ага, все здесь. У пополнения вид озадаченный.

- Не удивляйтесь, товарищи командиры, - усмехнулся отощавший ещё больше Шило, хотя казалось куда ещё-то? - У командира нашего необычные последствия тяжёлой многократной контузии. А откуда это, Медведь?

- А за Медведя - щас как дам в рыло! Мы на военном совете батальона, извольте соответствовать, товарищ ротный старший лейтенант Семёнов!

- Виноват исправлюсь, товарищ комбат, - он с улыбкой вытянулся, оправил форму.

- То-то же. Это кусок песни, что пели учащиеся высших флотских училищ при Петре I. Только не спрашивай - откуда я знаю. Не знаю. Ладно, это всё лирика. Перейдём к делам нашим скорбным. Перумов, учет личного состава произведён?

Миша смутился. Опустил голову.

- Ну, хоть предварительный. Сколько человек? Сколько активных штыков? Специальности?

- Позвольте, я отвечу, - привстал на носочки Архип, - я же их кормлю. Шестьсот сорок три.

- Ого! Правда батальон. По численности. По боевым возможностям и близко не будет. Это много. Много проблем. Перумов, больше вас не задерживаю. Срочно наладить учёт.

- Слушаюсь! Разрешите идти?

- Иди. Алёшин, что противник?

- Нас пытались преследовать отдельные мелкие группы врага. Мы быстро охладили их пыл. Немец осторожно прочёсывал город. Считаю до утра они из города носа не высунули. Когда я понял это, повел своих догонять отряд.