Олег Таругин - Штурмовой отряд. Битва за Берлин

Успел. Рвануло, едва не вынеся наружу дверь лаборатории, только лишь спустя полминуты. Руслан Рябченко – так звали единственного уцелевшего участника неудавшегося покушения – обессиленно сполз по стене погрузившегося в темноту коридора. В лабораторном блоке сработала автоматическая система пожаротушения, заполняя помещение инертным газом, так что пожара можно было не опасаться. Теперь оставалось надеяться, что получившие сигнал о возгорании спасатели успеют вовремя, поскольку сам себе он помощь оказать не мог: не согласованный с руководством опасный эксперимент проводился глубокой ночью, и в пятиэтажном здании «номерного» НИИ не было никого, кроме старенького охранника, сейчас уже наверняка смотрящего десятый сон. А крови он, судя по всему, потерял немало: рубашка справа уже вся потемнела и неприятно липла к коже, сильно кружилась голова, а по всему телу расползалась противная слабость. И еще неимоверно хотелось спать.

Ох, но как же жаль, что им не удалось переиграть историю и остановить гитлеровское нападение на Советский Союз! Какие ребята зря погибли…

С этой мыслью старший научный сотрудник Рябченко окончательно потерял сознание, придя в себя только в палате интенсивной терапии Института имени Склифосовского, куда его доставила вызванная пожарными карета «Скорой медицинской помощи»…

– Ну теперь понял, Витя? – завершив рассказ, осведомился Локтев. – Думаешь, когда меня в подробности посвящали, я первым делом не спросил, отчего не попытаться добраться до Адольфа до того, как он на нас напал? Еще как спросил. И узнал то, о чем сейчас тебе рассказал. Эти наши молодые дарования в тот момент, когда свою операцию планировали и проводили, просто еще не знали, что по законам пространства-времени повторная попытка отправиться снова в ту же точку невозможна в течение как минимум трех-пяти лет. Причем, вероятнее всего, именно пяти.

– А с чем это связано? – заинтересованно осведомился Трешников.

Генерал-майор несколько секунд молчал, затем сделал глоток и аккуратно поставил на столешницу кофейную чашку:

– Самое смешное, что мы этого до сих пор точно не понимаем. Или скорее так: «не можем сформулировать». Если говорить упрощенно, так сказать, языком аналогий, то каждое проникновение в прошлое вызывает нечто вроде мощного возмущения пространственно-временного «эфира», для «сглаживания» которого и требуется помянутый мной срок. Как круги на воде, одним словом. Вот и вышло, что, с одной стороны, эти умники ухитрились не только создать самую настоящую машину времени и доказать ценой собственных жизней ее работоспособность, а с другой – сделали так, что сейчас нам доступен только сорок пятый год. Или ждать, пока этот самый «эфир» не успокоится – а ждать нам, с учетом того, что сейчас в мире происходит, ох как невыгодно, сам знаешь. Геополитика, мать ее…

– Значит, первый образец установки был полностью уничтожен? – сменил тему подполковник, потянувшись за своей чашкой.

– Угу, полностью и вместе со всей лабораторией. Ума не приложу, как установка вообще выдержала такое напряжение – когда в лаборатории ахнуло, полгорода без электричества осталось, да и подстанция приказала долго жить, двое суток ремонтировали. Институт-то на тот момент собственной линии не имел, запитывался от городской. Так что вторую установку практически от нуля создавали, благо вся документация и программное обеспечение уцелело, да и Рябченко выжил. Он сейчас у нашего академика и правая рука, и левая, и вообще первый заместитель по всем вопросам.

Трешников усмехнулся:

– Полагаю, после выписки из больнички кисло парню пришлось?

– И даже раньше. Институт-то закрытым был, на родное Минобороны трудился. Так что когда он в себя пришел, в палате уже парочка контрразведчиков дожидалась. Зато, когда разобрались, что именно ребятишки изобрели… я такого грандиозного шухера за всю жизнь не помню. За два месяца нашу «точку» в нынешний вид привели, всех, кто хоть каким-то боком к исследованиям отношение имел, сюда на особый режим отправили, остальных под подписки. Ну а остальное ты и так знаешь.

– А заодно решили больше на дилетантов не полагаться, а сразу использовать профессионалов? – понимающе качнул головой подполковник.

– Ну а ты как думал? Именно из-за непрофессионализма наших молодых да ранних, решивших одним выстрелом и войны не допустить, и весь мировой уклад изменить, мы сейчас в эти временные рамки и загнаны. Так что не обессудь, теперь ваша очередь, твоя и ребят из группы. А научники пусть формулы пишут, теории выдвигают да опыты проводят. Получится с Адольфом – будем думать, что еще в прошлом подкорректировать во благо Родины и всего прочего, как во времена оны говорилось, «прогрессивного человечества». Полагаю, при правильном подходе к разговору Алоизыч много интересного товарищу Сталину и бериевским следакам поведать сможет, и про связи с Западом и нашими заокеанскими заклятыми партнерами, и про золотишко в швейцарских банках, и вообще…