Гэвин Магнус - Ростки лжи

— Я не согласен. С моей точки зрения подопытный идеален: организм полностью сформирован, но с тех пор прошло совсем немного времени, и он не успел закостенеть и затвердеть. Идеальный возраст для глубинных изменений, ведь в случае успеха, можно будет применить методику и для людей старшего поколения. — резко возразил второй старик.

— От детей нельзя получить осознанное согласие на подобные кардинальные изменения. Именно поэтому мы применяем на них только полностью отработанные, надёжные методики, где появление побочных эффектов исключено. — заметил мастер Эниан.

— Ох уже эти новомодные правила. — ворчливо проскрипел третий старик. — Во времена моей молодости крестьянских детей никто не считал: бабы нарожают столько, сколько нужно. Иначе как, по-вашему, методика расширения жизненного резерва стала отработанной и надёжной?

— Времена твоей молодости прошли много столетий назад. — хмыкнул четвёртый старик. — Правила и порядок — это признак развития цивилизации. Мы уже не дикари, это только совсем древние ретрограды вроде тебя, застыли в прошлом.

— Мы отвлеклись от темы. Ребёнок подошёл бы лучше. — недовольно прервал коллег первый старик. — Я всё ещё считаю, что нам стоит найти кого-нибудь…

— Исключено. — прервал старика мастер Эниан. — Будем работать с тем что есть.

— Тогда я внесу некоторые коррективы. Пожалуй, я знаю пару зелий и приёмов, что помогут увеличить пластичность.

Несколько разочарованный старик отошёл в сторону, к алхимическому столу, и зажёг горелку, принимаясь готовить что-то.

— Стоит обдумать вопрос обезболивающих. Процедура предстоит неприятная. — заметил второй старик.

— Неплохая мысль. — одобрительно кивнул четвёртый. — Но нужно подобрать максимально нейтральные составы: иначе можно испортить чистоту эксперимента.

— И так сойдёт. Зафиксируем понадёжнее, и не нужно будет лишних расчётов и подбора нейтральных составов. — резко возразил третий старик.

— А моё мнение тут кого-нибудь интересует? — робко осведомился Гелли.

Четверо стариков уставились на лежащего на столе юношу как на говорящее бревно. Даже первый на миг оторвался от помешивания состава в колбе.

— Мне кажется, ты уже высказал своё мнение на этот счёт мне в приватной беседе, Гелли. — мастер Эниан мягко улыбнулся. — Больше разговаривать не о чем: будь так любезен, не отвлекай уважаемых мастеров. Они уже немолоды, вдруг из-за этого ошибуться?

Гелли сглотнул и предпочёл промолчать. Мгновением позже старики сделали вид, что этого разговора не было, возвращаясь к обсуждению.

Спустя полчаса ожесточённых споров насчёт морали и этики, смешанных с обсуждением незнакомых Гелли медицинских терминов и практик, первый из стариков, стоявший у алхимического стола, заявил:

— Готово.

Мастер Эниан принял из рук старика две колбы и поднёс их к лежащему на столе юноше:

— Пей.

Слегка приподнявшись Гелли выпил предложенные зелья и скривился: на вкус была редкостная гадость.

— Как быстро должно подействовать? — осведомился второй старик.

— Уже. — коротко бросил первый.

— Тогда не будем откладывать. Начинаем. — распорядился мастер Эниан.

Четверо стариков плотно схватили двумя руками каждую конечность юноши: ноги и руки. Сам Эниан встал во главе стола и положил руки на виски подопытного.

Гелли почувствовал, как от прикосновений мастеров по телу разливается тепло. Сначала это было даже приятно: мягкое, словно омывающее изнутри и успокаивающее тепло. Но затем тепло превратилось в жар, а жар превратился в сжигающий огонь. Юноша стиснул зубы, но боль только нарастала: казалось, каждый кусочек его тела словно горит заживо, и не было ни продыху от этой всесжигающей боли, которая только нарастала и нарастала.

Тело юноши выгнуло дугой в резкой судороге, и Гелли страшно, срывая горло, закричал. А затем резко обмяк, теряя сознание.

На мастеров, впрочем, это не произвело никакого впечатления. Они продолжали своё дело, железной хваткой вцепившись в юношу. Спустя примерно две минуты мастер Эниан остановился и убрал руки с висков.

— С нервной системой мы закончили. — спокойно произнёс он. — Переходим к глазам.

— У него остановилось сердце. — поднял глаза на руководящего операцией четвёртый старик.

— Ожидаемо. Швацгофен, реанимируй.

Первый старик оставил в покое левую руку юноши и возложил руки ему на грудь. Надавив несколько раз, совмещая резкие удары с вливанием жизненной силы, он прислушался к груди и отрапортовал: