Денис Кащеев - Краденая магия. Часть 2 [СИ]

А вот второе кресло — уже серебряное и размером поменьше, расположенное слева от главного ступенькой ниже — занимал грузный мужчина лет тридцати в белом мундире с золотыми эполетами, обладатель коротко подстриженной рыжеватой бородки и пышных усов. Не кто иной, как сам наследник престола, Цесаревич Иоанн Борисович, предстать пред светлы очи которого мы, собственно, и прибыли в столицу. Очи, сиречь глаза, Его Высочества, к слову, и в самом деле были светлыми — серо-голубыми (прямо как у Нади!), взгляд же — холодным до колючести, но внимательным и проникновенным.

И в тронный зал Цесаревич ныне вышел вовсе не для того, чтобы дать формальную аудиенцию лучшим новобранцам Федоровского кадетского корпуса — а дабы вершить суд над одним из них.

Надо мной, то есть.

Я понуро стоял прямо перед тронным подиумом, со всех четырех сторон окруженный невидимой магической стеной. Для верности на руках у меня были литые металлические перчатки, не позволявшие согнуть или даже просто свести вместе пальцы. А для еще большей верности по бокам от меня застыли два бойца Собственного Его Императорского Величества Конвоя с обнаженными саблями. На острие клинка одного из них дрожала белая искра, лезвие второго мерцало, испуская неровное свечение — то красноватое, то синее — этакая ручная полицейская мигалка на минималках.

Метрах в четырех от меня, слева, с самоуверенным видом расположился есаул Семенов. Справа, примерно на таком же расстоянии, сбились в кучку майор Алексеев, Воронцова и Ясухару. Компанию им составляли какой-то азиат в алом кафтане Конвоя — про себя я назвал его китайцем — как-то странно, чуть ли не с улыбочкой на меня посматривавший, и сотник Емельянов. Последний был единственным, помимо Цесаревича, кто не стоял, а сидел — или, скорее, даже лежал — в специально принесенном для него раскладном креслице наподобие шезлонга. Дело, полагаю, было в полученных сотником магических ранах, никак не позволявших ему вытянуться во фрунт — хотя он честно пытался, даже и полулежа.

Я бы, признаться, сейчас тоже с удовольствием присел бы или прилег — с момента ликвидации пробоя минули уже почти сутки, но сил у меня сейчас было едва ли не меньше, чем непосредственно по окончании сражения. Впрочем, не удивительно: занимательные беседы с Семеновым и другими офицерами Конвоя, за которыми я коротал последние часы, на отдых походили мало. Нет, бить меня не били, но душу наизнанку вывернули, затем вправили назад и снова вывернули — уже после того, как я откровенно рассказал все, что знал. Проверяли, наверное. А выложил я и впрямь все — разве что о своем происхождении из мира-донора не проболтался. Но об этом меня и не спрашивали. Спросили бы — фиг бы утаил. Но они не спросили.

Милана и Тоётоми, надо признать, тоже выглядели бледновато. Похоже, и с ними «поговорили». Но в итоге определили в свидетели — как и Алексеева. Позже заместителю начальника корпуса, наверное, все же не поздоровится (шутка ли, пригрел в своем учебном заведении коварного злодея, да еще и привез того во дворец!), но пока здесь судили одного меня.

—…таким образом, выявлено следующее, — отвлекшись от своих мыслей, услышал я окончание доклада Семенова. Есаул выступал своего рода обвинителем, а вот никакого адвоката мне положено не было. — Несомненно, что пробой был подготовлен заранее и непосредственно инициирован духом, принадлежавшим нескольким поколениям князей Огинских и известным как Фу-Хао. Во дворец оного духа пронес находящийся ныне под подозрением молодой князь Владимир Огинский-Зотов. Установить мотивы, которыми руководствовался молодой князь, не удалось. Также остается невыясненным, с кем он состоял в сговоре либо чьи указания выполнял. Для ответа на сии вопросы потребуется применение мер, исключающих сохранение лицом, находящимся под подозрением, здравого рассудка, а возможно, и самой жизни. Оные меры могут быть применены при получении на сие надлежащей санкции Его Величества Государя.

То есть это со мной, получается, еще мягко обошлись? Что ж будет, когда Император даст своим нукерам добро на работу без оглядки? Впрочем, чего тогда не будет , есаул только что сказал без обиняков: «сохранения здравого рассудка и самой жизни».

Блин, лучше бы меня вчера духи убили! Хоть красиво бы погиб!

— Сам молодой князь всякое злоумышление со своей стороны отрицает, — продолжил между тем Семенов. — При сем признает, что получил духа по наследству от покойного князя Сергея и что способствовал проникновению Фу-Хао во дворец. Однако утверждает, что ничего худого не желал, — в ровном до сих пор тоне есаула явственно проскользнула нотка сарказма. — А также заверяет, что ничего не знал о готовившемся пробое. Несмотря на то, что в деле имеется ряд обстоятельств, косвенно свидетельствующих в пользу слов молодого князя, в целом сии оправдания представляются крайне сомнительными. У меня все, Ваше Высочество, — с поклоном закончил докладчик.