Юлия Фирсанова - Папандокс [litres]

Вот только кто именно любит все это – она или Алхой? Света запуталась сама в себе и в отголосках чужой памяти. Кажется, она всегда любила не вишни, а дыни. Зато бродить босиком по мокрому песку – это одинаково нравилось жрице, ушедшей богине и оставшемуся одиночкой богу.

– Я попробую, – шепнула девушка, поневоле принимая свое странное состояние, чтобы не потерять саму себя в ворохе безумных гаданий и попыток отделить неотделяемое. Кажется, в ее душе все смешалось, как крем в миксере, и сепарации не поддавалось. Кстати, удивилась Света, у Зебата и Алхой никогда не было общего дома. Жизнедарительница любила своего мрачного избранника, но их разнящиеся силы не позволяли богам жить вместе сколько-нибудь долго.

Потому Света помотала головой, собираясь с духом и бросаясь в новую мысль, как в единственный способ не рехнуться. Она встала и, глядя в черную бездну глаз Зебата, повторила недавнее утверждение:

– Ты обещал мне дом.

– Я сдержал… – начал было говорить бог.

– Нет, это дом дяди. Ты обещал дом для меня. – Света помедлила, а потом решительно, как прыжок с обрыва, потребовала: – И пусть это будет такой дом, где живут псы, в саду растут вишни, рядом озеро или море, где можно гулять по берегу, слушать прибой и пятками чувствовать мокрый песок…

Черные глаза Зебата, пораженно уставившегося на жрицу, медленно светлели. Из черных они превращались в водоворот жемчужно-серого с берилловыми и рубиновыми искрами. Печать обреченного одиночества стиралась с лица. Любимая ушла или любимая осталась? Или она оставила замену, или… Зебат, подобно Светлане, не стал делить неделимое, ему для окончательного решения, как утопающему, вцепившемуся в спасательный круг, хватило нескольких слов девушки.

– У нас будет дом, – резко кивнул он. – Я построю его и приду за тобой. Пойдешь тогда со мной?

– Пойду, – ответила Светлана, коснувшись запястья бога легким и привычным движением, свойственным сбежавшей Алхой, а потом дернула за прядь черно-серых длинных волос.

Почему-то теперь она лица всех богов видела четко. Понимая, что все они имеют множество обличий, она осознала, что один излюбленный, привычный облик у каждого бога все-таки есть. Пусть не как внешность, данная от рождения человеку, скорее как самая удобная одежда.

Зебат был худощавым, с длинными, увязанными в хвост черно-серебряными волосами, длинноватым тонким носом, острыми скулами и удивительно красивыми, изогнутыми в кривоватой усмешке губами. Странный тип, чуть-чуть похожий внешне на дядюшку Ригета. Но Светлане, или Алхой, или им обеим, или все-таки только Светлане это лицо нравилось. Что будет дальше – время покажет. Обладая частью сознания Алхой, Света знала Зебата куда лучше, чем любого из когда-либо виденных и знакомых мужчин, лучше отца и брата. Что уж говорить о тех парнях, с которыми когда-то, кажется, невообразимо давно, встречалась и расставалась.

Зебат, по крайней мере, точно не будет разбрасывать по дому вонючие дырявые носки, курить и предлагать позвать на свидание-тройничок приятеля. А с его манией на эксперименты по созданию нежить-големов, в результате которой дом порой полнился разномастными громыхающими костями, с привычкой спать поперек кровати прямо в одежде и читать за едой она как-нибудь уживется.

Все казалось странным, но сосущая дыра одиночества на месте сердца, вырванного из привычного, а потому уютного мирка, начала затягиваться. Света прекрасно знала себя и понимала, что будут еще слезы в подушку и тоска по дому, родным, по Земле, но что-то, благодаря то ли жертве, то ли случайному дару Алхой, изменилось в смертной жрице бесповоротно. И обновленная ее версия хотела попробовать жить на Вархете. Вдруг получится? Во всяком случае, искристые глаза это обещали.

– Гм, а пока стройка, туда-сюда, вам, наверное, осмотреться надо, вы нас обратно ко входу в храм не вернете? А то дядюшка волнуется, наверное, да и другие тоже, – осторожно подбросил здравую идею Денис.

– Вернем, – согласились все семеро так слаженно, что разобрать, где чей голос не получилось.

В этот момент они казались одним целым. Реальность поплыла, подернулась знакомой «пищевой пленкой», и парочка молодых и единственных жрецов вкупе с тремя собачками оказалась на знакомой площадке в горах хребта Раздела. Кроме них переправилась и куча алтарных покровов. Может, случайно, а может, боги побрезговали возвращать на алтари ткани, использованные жрецами в качестве постели.