Владимир Поселягин - Шатун

Когда я запустил плетение, раненый, закашлявшись, лёг на бок и стал выхаркивать кровь, выплюнув и пулю. Вскоре и раны на груди уже не было. Тот осмотрелся свежим взглядом и бросился к рыбе. Какая там жареная! Точнее, пока полусырая. Нет, он хватал и ел сырую! Остальные смотрели на это во все глаза. Девушка с благодарностью поглядела на меня. А я, подойдя к девочке лет восьми с ножевой или сабельной раной на руке, двумя «Малыми исцелениями» заживил её. Девочка присоединилась к бывшему раненому. Но жадно ела всё же жареную рыбку. Кстати, соль у детишек нашлась в мешочках на ремнях. Про меня не забыли, принесли подобие передника, я надел его и сам приступил к еде, очень хотелось. А девушка явно стала описывать брату, кто я такой и что сделал, то-то он такие заинтересованные взгляды на меня бросал.

И тут раздался тревожный крик с опушки, похоже, кого-то мы на дым всё же выманили, и это хорошо. Будем встречать дорогих гостей. Насколько они дорогие, узнаем по тому, что они привезли.

Встав, я подхватил недоеденную рыбу и направился к опушке, где, замерев, продолжил жевать. И хотя приступы голода уже были заглушены, я ел про запас.

Ага, сейчас и я вижу красные пятна на зелёном фоне. Интересно, почему мундиры красные? Чтобы показать, что мы вас не боимся, мол, даже не маскируемся? Может, дань традиции? Но мне кажется, такие яркие цвета – это глупость. Я воспитан на знании, что в армии маскировка на первом месте, и мне такие потуги выделиться казались дикими.

Доев рыбу, я отбросил кости, вытер руки о траву, потом о передник, подошёл к тому парнишке, которого восстановил, он стоял рядом и продолжал жадно насыщаться, и сделал ему знак наклониться. Тот не понял. Тогда его сестра что-то ему сказала, видимо, передала, что я хочу, и он наклонился. Я положил ладони ему на виски и стал передавать заранее подготовленные картинки. Как он выскакивает из рощи и бежит сломя голову. Солдаты, увидев его, устремляются в погоню, а я обездвиживаю их. Три лошади и вещи трёх солдат – мне, остальное им. Что сделают с солдатами, сами решат, но лично я собирался их убить.

У парнишки тоже пошла кровь из носа, но, когда мы закончили эту неприятную процедуру, я убрал болевые ощущения и стал формировать плетение «Паралич», ну и, на всякий случай, боевое плетение. На лошадей оно не подействует, там нужна немного другая форма плетений. Мы отошли и спрятались у опушки. Когда солдаты приблизились, я насчитал их тридцать плюс два офицера. Что-то много офицеров на такое количество солдат, если, конечно, те для них не охрана. Причём прибыли они откуда-то издалека, иначе с ними не было бы заводных лошадей, а тут они были. Посмотрев на парнишку, тот не сводил с меня глаз, я кивнул ему. Он вышел на опушку и заметался, делая вид, что только сейчас увидел солдат, и побежал вдоль леса. Солдаты за ним. Плохо, десяток преследует, остальные с офицерами двигаются. Одним ударом всех не накрыть. Тогда я сделал по-другому. «Параличом» накрыл большую группу, а преследующий десяток расстрелял ледяными стрелами, и то, что до них было метров двести, меня не смутило, дальность пистолетная, ледяные копья я мог прицельно забрасывать на два километра. Правда, это предельная дальность.

Потом мы гурьбой выбежали из кустарника, где и было наше укрытие – называя эти густые заросли рощей, я немного преувеличил, – и побежали ловить лошадей. Меня интересовали офицерские. У них и лошади куда лучше, элита, и вещи добротнее и дороже. То, что живых среди того десятка нет, убеждён, я не промахиваюсь, остальные парализованные, поэтому работал уверенно. Детишки поначалу тыкали ножами в парализованных солдат, но, убедившись, что они никак не реагируют, действовали смело. Мелкие, собирая лошадей без всадников, уводили их к кустарнику, стреноживая, такое впечатление, что они с детства занимались этим делом, настолько всё ловко получалось. Более старшие сбрасывали солдат с сёдел, тех, кто сам ещё не свалился. Но я офицеров не тронул, оставив их лежать на холках своих лошадей. У них было по две заводных лошади с тугими тюками и чересседельными сумками. Так что я отвёл шесть лошадей в сторонку, сразу показав, что это мои трофеи и не стоит на них разевать рот. Остальные, как и их вещи, меня не интересовали. Тут уже мне стали помогать, сбросили тела офицеров, но убивать по моему требованию не стали: раздели донага и привязали к дереву, к одному с двух сторон. Ну и лошадей расседлали, сбросив с них поклажу, и стреножили. И те стали пастись. Некоторые к воде попрыгали, чтобы напиться.