Пообщались предметно, сугубо по существу, прикинули объемы финансирования на разработку печатного станка и мою в них долю, погадали в какую сумму встанет их внедрение но так ни к чему и не пришли, поскольку определить себестоимость изготовления чего-то еще не изобретенного — это надо быть экономистом покруче Адама Смита. Это уровень, как минимум, главбуха управляющей компании!
Договорились и о выпуске записульников с реализацией исключительно через лавки гильдии. Не то чтобы в Ашшории ( или еще где-то ) существует нечто похожее на патенты и защиту авторских прав, вовсе нет, но ссориться с государем державы где ты живешь и зарабатываешь деньги — дурных нема. А уж если он тебе монополию на какой-то товар предлагает, то и тем более.
Я, впрочем, не жадничал. Сошлись на выплатах в царскую казну по бисти с каждого абаза прибыли, при том что вся расходная часть по изготовлению моего ноу-хау легла на гильдию же.
Правда, когда дошло до того, чтобы платить эти же деньги с напечатанных не на свитках, а в виде фолиантов, книг, достопочтенный Балибар выразил сомнение, что так уж много книг имеет смысл издавать именно в таком формате — местная литературная традиция даже самые эпические произведения имеет свойство разбивать на сравнительно небольшие эпизоды, каждый из которых, в принципе, можно читать как отдельное произведение, — и тут же получил от меня идею сборника.
А я, в свою очередь, призадумался о возможности издания газеты — в долгосрочной перспективе, конечно, — но вслух ничего по этому поводу не сказал.
Уже напоследок, когда мы почти начали прощаться, глава гильдии переписчиков начал жаловаться на мастеров-бумагоделателей, которые повадились на свою продукцию, в виде некоего клейма мастера, ставить недавно изобретенные водяные знаки.
— И еще ладно бы ставили их где-то в уголке, а то ведь, порой, на весь лист, да так, что написанное по такому знаку не сразу и прочтешь. — вздохнул он. — Запретили б вы такое безобразие, государь.
Пабам! Историю про то, как Петр Великий гербовую бумагу ввел как единственный носитель всяких там челобитных и прошений, и сколько бабла на этом заработал, я еще в школе читал. Лисапет — а ведь ты, похоже, богат! Завтра же озадачу князя Триура, ну и Зулика Хатикани заодно.
— Полагаю, это надо будет обсудить, и принять решение. — туманно ответил Балибару я.
В свои покои, когда и эта встреча наконец закончилась, я решил вернуться не по соединительному коридорчику, а по общему — внукам спокойной ночи пожелать.
Асир и Утмир обнаружились в той самой общей для них прихожей, откуда каждый мог пройти в свои апартаменты ( старший — направо, младший — налево ), за чисткой оружия.
Я поинтересовался успехами в упражнениях, те ответили что все-де хорошо и просто замечательно, поделились, что на зорьке их и Тумила Энгель приглашал порыбачить с небольшого ялика в устье Поо, спрашивали разрешения.
— Ну что же, а почему бы и нет? Дозволяю. — не стал запрещать я. — Но чтобы к завтраку оба были во дворце. С уловом.
— Дедушка-государь, а можно я еще, когда свободен, буду Князя Мышкина сюда брать?, — попросил Утмир.
— Конечно можно. — улыбнулся я. — Только лучше не только сюда, но и двор Ежиного Гнезда ему покажи, пусть обвыкается.
— Чтоб когда вырастет сам-один гулять не забоялся, да?, — догадался мальчик.
— Правильно. Зачем нам союзник который даже шороха травы пугается. — я кивнул и начал подниматься из кресла. — Ну, внуки, добрых вам снов.
— Спасибо, дедушка. — в один голос ответили царевичи, а Утмир вздохнул и добавил: — Эх…
— Что-то не так?
— Брат просто привык, что ему на ночь сказку рассказывают. — развеял мое недоумение Асир. — Но мы теперь уже взрослые, нам не положено.
— Ну, в порядке исключения…, — я хмыкнул. — Иди, ложись, расскажу я тебе сказочку.
— А можно я тоже послушаю?, — оживился старший царевич.
— Ну отчего нет? Конечно можно.
Все трое мы прошли в спальню, Утмир быстро разделся и юркнул под одеяло, Асир с ногами забрался в одно из кресел, я погасил все свечи кроме одной и присел на край кровати.
— Ну, значит, слушайте, внуки. В давние времена, в дальних землях, таких дальних, что там и людей почти нет, под большим деревом любил сидеть и медитировать один святой отшельник. Великого он достиг просветления, понимал язык всех зверей и птиц, но превыше всего славился в окрестностях своим мастерством лекаря. Людей там, как я сказал, практически не было, потому приходили к нему лечиться все больше звери — то ворона, то лисица, — никому не отказывал добрый отшельник. Настоящее имя его неведомо, но местные, я слышал, прозывали его Айболит…
Читать дальше