Алексей Герасимов - Царь-дедушка (СИ)

А пущай привыкает.

— Скажи, князь, вот ты человек военный… Согласен ты с утверждением, что лучший способ разбить врага — это узнать и разбить его планы?, — не помню точно, как это было у Сун Цзы, само "Искусство войны" я не читал ( так, натыкался на отрывки в интернетах ), но смысл был, помнится, примерно таков.

— Хм… Никогда не сталкивался с такой формулировкой. — признал Латмур. — Но, по сути, да — если расстроить планы неприятеля и вынудить его играть по своим условиям, это победу весьма облегчает.

— Тогда скажи, яхонтовый мой, какого ж рожна вы этим не занимаетесь?

— Ваше величество полагает, что мы не бьем врагов короны и государства?, — с некоторой даже иронией поинтересовался командир Блистательных.

— Тьфу, пропасть! Тебе не войсками надо командовать, а судебным крючкотворством заниматься!, — в сердцах ответил я. — Сразу видно, что был философом. Вот скажи, как у нас в армии поставлена разведка?

— Вы желаете, государь, чтобы я подробно описал вам порядок действий дозорных отрядов и разъездов?, — в голосе главногвардейца прозвучало некоторое недоумение.

— Нет, о том, как армия содержит соглядатаев в близлезащих государствах и следит за тем, готовятся соседи к войне или нет, и если готовятся — то как и с кем.

— Но мы ничего такого не делаем. — ответил Латмур. — Безусловно, у командиров приграничных отрядов бывают свои люди за кордоном, и купцов, что возвращаются в Ашшорию, они спрашивают о том, что те видали, но то, что описали ваше величество… Насколько я знаю, чем-то подобным занимается Зулик, князь Тимариани.

— Хреново. — резюмировал я. — И это я вовсе не о том, что секретов от побратимов в принципе не бывает. У него ведь шпионы-то кто?

— Понятия не имею, государь. — категорическим тоном произнес капитан. — Никогда не интересовался.

— Так я тебе скажу. Это купцы и дипломаты. Много они в военном деле смыслят? Нет, я понимаю, что посланцы наши, они князья, представители воинского сословия, но вот, положа руку на сердце — ты бы доверил командовать хотя бы сотней, скажем, Папаку из Артавы?

— Я бы предпочел, чтобы он, буде ваше величество направит его в мое распоряжение в походе, занялся организацией обоза и фуражировки. — дипломатично отозвался Железная Рука.

— Вот и я о том же. Не под то их разум заточен, князь, не на те вещи они обращают внимание. К тому же они видят лишь то, что происходит в столице и иных больших городах, но не ведают, что происходит за их пределами. А вот кабы были у нас верные люди во вражеских армиях, да лучше всего — близ командиров, дабы вызнавать их планы, а буде война — и устранить их могли в решающий момент…

— Как — устранить?, — не понял капитан.

— Физически. — благостным тоном пояснил я. — Ножом там, ядом, или удавкой, например. Чтобы враг остался без руководства.

— Это как-то неблагородно, государь. — в некотором ошалении произнес Латмур.

— Благоро-о-о-одно…, — со вздохом протянул я, выбираясь из кресла и направился к окну. — Благородство — это, конечно, здорово, только…

В царском кабинете окна — узкие, но высокие и стрельчатые, имеются в двух стенах. Одни выходят, в теории, на порт Аарты, но поскольку Ежиное Гнездо стоит на горе, то разглядеть корабли и причалы можно лишь высунувшись из окна по пояс, а так через них открывается прелестный вид на море.

Из других же окон обзор открывался на дворцовый сад, верхушки стен замка, выглядывающие из-за зелени, изрядный участок верхнего города, и далекую гладь Великой Поо, со снующими по ее поверхности лодками и кораблями. К этим-то окнам я и подошел, поманив за собой командира Блистательных.

— Что ты видишь, князь?, — спросил я его.

— Сад. — пожал плечами он. — Караулы гвардейцев. Стены. Дома. Реку.

— А я вижу город. Не самый большой в мире, но все же город — столицу страны, населенной трудолюбивыми и гордыми людьми, жизнь, покой и достаток которых мы с тобой обязаны охранять. И, скажу я тебе по секрету, похрену им, этим людям, насколько мы честны и благородны, пока их не убивают, не насилуют и не грабят. Играть в благородство хорошо, когда за тобой никого нет, когда отвечаешь ты только за себя. А я отвечаю за несколько миллионов человек, и такого баловства, как исключительно честное и благородное отношение к соседям позволить себе не могу. Сожрут. И ладно бы меня одного — я старый, мне недолго осталось, — а их ведь, — я кивнул в сторону города, — сожрут тоже. Хочешь ты увидеть, как твоих соплеменников убивают и превращают в рабов? Нет? Ну вот и не морочь мне голову.