Михаил Челиста - Изгой [СИ]

Смотреть конечно особо не на что, вечером во всех городах одинаково. Машин — битком, люди на остановках в позах ожидания, с лицами — в ту сторону, автобусы и троллейбусы, двигающиеся по плавной и нисходящей траектории к остановкам, а зачастую и становясь поперёк потока. Виртуозное, граничащее с наглостью, вождение маршрутчиков , редкие смельчаки, перебегающие дорогу там где не надо, порою даже и бравирующие этим.

Разрисованные витрины магазинов. Провисшие провода на центральных улицах и даже на проспектах — поперёк и по диагонали, и квадратные пятна старых, выцветших баннеров — вдоль. Заедающая в шарнирных механизмах, поворотная реклама. Обшарпанные дорожные знаки на криво поставленных столбах. Подмаргивающие лампы ночного освещения, а в некоторых местах вообще взявшие отгул и не желающие явить ночной улице свой светящийся взор. Ну и конечно же светофоры, как всегда и для всех, выдающие только верхний свет, только красный.

Посмотрю-ка я лучше на Дашу. Смотрю. Она полностью в процессе движения. Максимально сосредоточена и не освобождает ни одну из рук. Ну если только кратковременно, для переключения передачи. И со стороны видно, насколько она напряжена. Мне хочется приподнять спинку её сиденья:

— Даша, давай я твою спинку сиденья приподниму. Расслабишься хоть.

— Нет, нет. Не надо. Мне и так… — и стреляет в меня глазами. — Ой! Очнулся. — и уже улыбаясь, облегчённо вздыхает. — Фух.

— Ты настоящий друг, Даша. — и это искренне, без дураков...

Именно в эту секунду что-то в моей душе тронулось. Это каким же надо быть человеком, какое ж сердце надо иметь, чтобы вот так вот, как она сейчас.

Ничьей мозгой-то ведь не догнать — везёт какого-то мутного, без денег, без документов и в каком-то там, непонятном шмотье. Его же ещё и откачивать пришлось! И ведь не просто там, куда-то везёт. А к себе домой! Ну это как?! С какого перепугу, на моём пути такая нарисовалась?

Ох. Нет, Даша свет батьковна, от сердца к тебе мои слова — дружочек ты мне на всю оставшуюся жизнь, как бы ты к этому ни относилась. И хоть я и знаю про себя не очень, но — это я тебе говорю…

Даша будто бы подслушала:

— Ой, да ладно. Голова-то цела? Ударился-то ой-ёй.

— Даша. А сколько у вас с Москвой разница?

— Так три часа.

— Три часа… А день какой сегодня, а то я чего-то…

— Так пятница же. Видишь, на дачи все собрались.

— Это что же, пятнадцатое что ль? — я провоцирую Дашу на точную дату.

— Ой, вообще. — коротко смеётся. — Пить меньше надо. Двадцатое июля...

Вот так. И чего? Три месяца или пять. Не хочу я ничего выкраивать и не потому что не хочу и всё — дело в другом. Когда мне это в голову пришло? Вот только если наизнанку вывернуться, тогда может быть и пойму. Как-то всё подспудно произошло, ни в одном месте и не звякнуло. Встрепенулся лишь только тогда, когда уже всё — вот оно.

У каждого бывает такое состояние в жизни, да и ни единожды. Умом, всё понимаешь — всё уже прикинул, всё решил. А вот душой… Ну никак не согласен. Сердцем никак не принимаешь.

Вот и сейчас — дома всё спокойно и я это знаю, как будто бы я там побывал. И более того — уверен, что не фиг мне туда рваться, во всяком случае сейчас. И сердечные треволнения вкупе с душевными муками, именно сейчас не катят. И это я тоже знаю. Откуда что взялось? И каким боком теперь я к ним, и к тому месту? Понять пока не могу, а копаться в этом и додумывать…

Я всё-таки решаю подтянуть спинку сиденья и без спросу лезу к рычагу регулировки, одной рукой взявшись за эту самую спинку, другой скользнув по Дашиному животу и опершись предплечьем на её колени. Заводя ладонь за её бедро и головой упираясь ей в бок, я пытаюсь дотянуться до рычага, а она не ожидала и по-девчоночьи очень звонко взвизгивает:

— О-ёй. Ты... Ойи!

Для удобства прижимаюсь ещё плотнее — взвизгивает ещё громче и плотно смыкает колени. Меня тревожит, что она и ступни сбросила с педалей.

— Заполошная, не визжи... заберусь щас... где у тебя тут потеплее.

Уже правой ладонью держу рычаг, но мешает её бедро и убрав руку, по новой пытаюсь нащупать лаз вдоль сиденья под её коленкой:

— Раздвинь ноги!

Взвизгивает, как от щекотки:

— Айи!

— За дорогой смотри… и ноги раздвинь... и ногу подними.

На пути моей руки её плотная голень:

— Ух, какая ж ты… аппетитная. — я пытаюсь придать своему голосу звериный окрас, всё ещё стремясь достичь рычага. — Я у тебя щас кусочек-то… и откушу... и слопаю.

Очевидно у меня получается вполне натуральный, хищнический интерес к её голени, а вдобавок — мимоходом, я пальцами её легонько прихватываю и сжимаю, да очень звонко щёлкаю зубами — Даша верещит ещё сильнее и немного подпрыгивает, чуть всё мне не испортив. Издаю горловой звук, похожий на рычание. А поскольку свободной рукой мне приходится обхватить её за талию — для собственного равновесия, то она чуть ли не кричит, с явным предвкушением, что сейчас её будут кушать.