Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

Пока татары и рейтары «развлекались» с казаками основная часть моего импровизированного войска продолжала движение. Теперь впереди шел «государев полк», следом за ним я с драбантами, а замыкали движение по-прежнему конные стрельцы Анисима. Темнеет зимой рано и примерно в двадцати верстах от Бронниц я приказал остановиться на привал. Ночевка в зимнем лесу дело для русского человека в сию пору почти естественное. Одни ратники кинулись рубить лапник, для лежек, другие разводить костры для того чтобы сварить кашу. Третьи, тем временем, обихаживали лошадей. Я немного переживал за своих мекленбуржцев, которые, как мне думалось, были непривычны к таким спартанским условиям. Однако я ошибался, стараниями фон Гершова и моей щедростью у каждого драбанта была хорошая шуба, шапка и сапоги, а сами они были людьми тертыми и неприхотливыми. Так что русская мудрость о солдате, который дымом греется, а шилом бреется, сработала и тут. Единственным кого ночлег в лесу привел в ужас, оказался мой лекарь. Бедняга ОˊКонор смотрел на приготовления солдат с округлившимися от ужаса глазами и казалось вот-вот упадет в обморок.

— Ваше величество хочет моей смерти, — жалобным голосом проговорил он, топчась в снегу.

— Пьер, какого черта вы жметесь в стороне, идите сюда к костру, — позвал я его, — кстати, а где ваша шуба, которую я подарил вам, как только вы приехали?

— О ваше величество так добры ко мне, — с благодарностью залепетал полуфранцуз-полуирландец исполнявший роль моего лейб-медика, — но эта шуба столь дорога, что я не стал надевать ее в дорогу полную опасностей.

— Вы с ума сошли, друг мой, шубы существуют для того чтобы их носить.

— О, да, мой государь, но ее соболиный мех столь прекрасен… в наших краях таких мехов нет даже у герцогов!

— В ваших краях, Пьер, нет и таких морозов. Что же с вами делать, не могу же я допустить, что бы вы замерзли, вы мне еще нужны.

— Увы, ваше величество, мне так и не объяснили, зачем я нужен вам в такой экспедиции?

— Вы, дружище, единственный человек в моем окружении разбирающийся в химии, и мне очень интересно кто и, самое главное как, изготовил такой ужасный яд. Вы ведь провели необходимые опыты?

Наш разговор прервал Никита Вельяминов, вытащивший откуда-то тулуп и накинувший его на дрожащего от холода лекаря. При этом мой кравчий бурчал про себя, что хитрый немец специально забыл шубу в надежде, что царь сжалится и пожалует со своего плеча. Почувствовав на себе тяжесть тулупа, лекарь блаженно улыбнулся и почти счастливым голосом ответил:

— О, государь, человек изготовивший этот яд — гений! Или же заключил сделку с дьяволом, что почти одно и тоже. Я при всем своем искусстве так и не понял что это за яд и из чего он приготовлен. Ах, если бы этот человек не тратил свой талант на столь низменное дело как изготовление ядов, а занялся алхимией, он бы обессмертил свое имя.

— Кстати, об алхимии, если бы вы меньше занимались ей, а обратили свое искусство на лечение, к примеру, местных бояр, вы извлекли бы из своих знаний куда больше золота. И у вас было бы, по меньшей мере, дюжина таких шуб, так что утрата одной вас бы нисколько не побеспокоила. Так вы говорите это необычный яд?

— Совершенно необычный, sire, он настолько не похож на все что я видел до сих пор что я просто теряюсь. Что же касается местных бояр, то они…

— Очень богаты Пьер, и если вы хорошо помните историю своего ремесла, то должны знать как именно ваши коллеги зарабатывали свои богатства. Впрочем, если вас интересует только чистая наука, то очень скоро вы познакомитесь с человеком изготовившим яд и пропитавшим им письмо.

— Вы полагаете, ваше величество, письмо пропитано сразу после написания?

— А у вас есть основания думать иначе? — насторожился я.

— Не то что бы основания, просто это вполне могли сделать и в Москве. Яд довольно нестабилен на воздухе, и хотя футляр заключавший его весьма плотен, я бы предположил что его обработали незадолго до того как оно попало в руки несчастных.

— Проклятье, что же вы раньше молчали?

— Ваше величество, во первых вы были так заняты подготовкой к походу, что к вам было не пробиться. Во вторых я полагал, что вы догадываетесь об этом и потому стремитесь покинуть Москву как можно быстрее. А в третьих я пришел к такому выводу перед самым отъездом.

— Пьер, вы хотите жить?

— Э… — залепетал ОˊКонор огорошенный моим вопросом.

— Никому не говорите о ваших подозрениях, пока я сам вам этого не прикажу. Даже под пыткой, даже на исповеди, даже оставаясь наедине с женщиной… да какого черта, особенно женщинам, иначе я не дам за вашу жизнь и медного фартинга! Слава богу, вокруг не так много латинистов, и вряд ли нас кто-нибудь понял. Разве что… вы говорили об этом отцу Мелентию?