— Да, ваша милость, я была с ним! Он такой красивый, сильный, ласковый и нежный мужчина, что любая женщина готова на все ради него. И я тоже!
Уложив Лизхен на постель, боярышня бессильно опустилась на лавку, кусая губы. Сердце ее, казалось, готово было выскочить из груди, а щеки покрыла мертвенная бледность. Тяжёлый вздох вырвался из груди девушки, и она готова была дать волю слезам, но вдруг совсем рядом раздался голос Маши.
— Аленушка, а вы по-каковски с Лизой разговаривали? — Девочка стояла рядом с ней, с любопытством разглядывая свою наставницу.
— Ты что здесь делаешь?
— Я от Лукерьи убежала. Ой, ты что плачешь! Она тебя обидела?
— Нет, Машенька, нет. Ничего она меня не обидела, это я сама себе понапридумывала и совсем не плачу.
— А почему у тебя слезы?
— Это так, пройдет.
— Ты не сказала, по-каковски вы с ней говорили?
— По-немецки Машенька.
— А, знаю, так наш Ваня разговаривает с дядей Каролем.
— Ваня?
— Ой, я же обещала ему, что не буду его так на людях называть! Ты меня не выдашь? А то он будет сердиться.
— Нет, Машенька, что ты, я никому не скажу.
— Вот и хорошо. Ты не думай, Ваня, ой, опять… так вот, он совсем не злой. Он даже когда меня ругает, у него глаза смеются.
— Да я знаю, он не злой.
— Аленушка, а ты его любишь?
— Кого?
— Как кого! — удивилась вопросу Маша, — Ваню конечно…. Ой, опять!
Хотя считается, что женские глаза находятся на мокром месте, но Алена Вельяминова после смерти матери плакала всего дважды. Когда умерла приютившая ее тетя, и когда государь в шутку пообещал выдать ее замуж за своего придворного. А еще сегодня.
* * *
В Митавском замке тихо как в склепе. Хотя он полон людей съехавшими на день рождения своей герцогини, потомки ливонских рыцарей сидят тихо как мыши под веником. Герцогская охрана тоже старается не высовываться и на карауле стоят мои люди. Я со своими приближенными держу совет в выделенной для меня зале. Федька и Мишка сидят у нарочно открытой двери и поглядывают в коридор, а Вельяминов и Михальский по очереди докладывают мне о случившемся за день.
— Все тихо вокруг, — говорит Корнилий, — но долго это не продлится, так что надо уходить к Риге.
— Кой черт нас сюда вообще принес, — бурчит Никита, — один хрен они с нами против Жигимонта не пойдут.
— И не надо.
— Как это?
— Да так, нам главное чтобы поляки с литвинами подумали, что мы с ними сговорились. А там пока они разберутся меж собой, нас уж и след простынет.
— Не удержим Ригу?
— Да какое там, контрибуцию бы без потерь утащить и то за благо.
— Ты же говорил, что попробуешь на Новгород у свейского короля сменять?
— Попробую, конечно, только если Гонсевский за нас примется, то дай бог ноги унести.
— А если подмогу вызвать?
— Откуда? Если из Смоленска, то покуда туда гонец доскачет, да пока Черкасский раскачается, то нас тут с потрохами съедят.
— А если у короля Густава подмогу попросить? До Стокгольма то морем всего ничего!
— Светлая мысль! Может получиться, конечно, но только тогда король может решить, что ему нужны и Рига и Новгород.
— Думаешь?
— Знаю! Причем если даже мой брат Густав Адольф и не догадается, то канцлер Оксеншерна ему точно подскажет.
— Чего же делать?
— Да есть одна мысль…
— Ой, государь, не тяни жилы!
— Разделиться надобно. Кого-то с половиной отряда оставить в Риге, чтобы держался крепко, а остальным уходить. Если Рига продержится, пока я буду с королем переговоры вести, то считай дело сделано. С победоносной армией, да зная, что у меня деньги есть, даже Оксеншерна не заартачится.
— Оставь меня, государь, — горячо заговорил Никита, услышав мой план, — я сдюжу! Буду руками и зубами держаться, а сдюжу!
— Прости Никита, не получится у тебя. Не сговоришься ты с рижанами, а без них не выстоять, тут немец нужен. К тому же я без тебя в Москве как без рук.
— Фон Гершова оставишь?
— Больше некого.
— Вы все правильно говорите, ваше величество, — вмешался Михальский. Но большинство людей у нас русские и им нужен русский командир.
— О чем ты?
— Простите, но у московитов есть одна особенность. Если дело станет плохо, то они обвинят во всем иноземцев. Поэтому говорю, нужен командир из русских чтобы они ему доверяли.
— Пожалуй ты прав, немцев у меня маловато. Только половина драгун и мекленбургские кирасиры.
— От кирасир на стенах мало толку. Нужно оставить в Риге казаков, они неплохо бьются в обороне. Затем драгун, они почти пехота и половину рейтар.
Читать дальше