Любовь Орлова - По следам попаданки

— Конечно, Арей, всё будет как всегда, в лучшем виде. Вот тут пирожки с капустой, тёплые ещё…

Голоса удалились, и разобрать их в людском гомоне стало не возможно. Телега вновь тронулась, и Варт слегка расслабился и продолжил свой рассказ.

— Не смотря на серебряные прутья, Дикий порой ведёт себя не спокойно. Так что никого бы не удивили крики, доносящиеся из клетки. Бывает, что Дикий принимает человеческую форму, но в сознание не приходит, о чём говорят его жёлтые горящие глаза.

Мы сейчас ехали с неудачной ловли. Нам тигры заказали Дикую — дочь советника вождя, но мы её упустили. Похоже, ей удалось перекинуться и вернуть разум. Так что Главный остался ещё поискать следы, а мы поехали домой. Он нас вскоре догонит.

— А я думала — у вас Арей главный, — удивилась я.

— Арей главный в нашей команде, но после Марка. А у того кроме нас ещё несколько групп в подчинении.

— И кто же он — этот Марк? — мне стало очень интересно. Похоже вот он — заказчик моего сопровождения.

— Скоро узнаешь, — таинственно усмехнулся Варт.

Судя по удаляющимся звукам, из деревни мы выехали, и теперь двигались дальше по дороге. Спустя ещё пару часов наша компания остановилась на очередной большой поляне. Среди деревьев блестела гладь очень широкого голубого озера, чьи противоположные берега терялись в далекой дали.

Вопреки ожиданиям устраивались на этот раз явно основательно. Лошадей распрягли и увели купаться. Телегу завели на стоянку поглубже. Слева теперь был лес, впереди озеро, сзади дорога, а справа стоянка с костром и «палатками», которые уже начали устанавливать. У меня в клетке вновь стало свободно — остался только мой матрас. Хотя у меня было подозрение, что матрас принадлежал таинственному Марку.

Народ потихоньку расслаблялся, от костра послышались шутки, коих за всё время моего путешествия в этой компании мужчины себе не позволяли. На поздний обед были изумительные пирожки и напиток, похожий на квас и пиво одновременно. Даже мне немного налили, но попробовав, я отказалась, так как пиво терпеть не могу.

Остаток дня прошёл в посиделках у костра. Даже мне разрешили присоединиться, хотя в кустики по-прежнему водили вдвоём. Народ травил байки. Удалось узнать ещё несколько имён: Весельчак, Шарик и Конь. Последний действительно ржал как лошадь, а Весельчак, по-моему, мог рассмешить любого.

Ночь прошла спокойно, а на следующий день мы опять никуда не поехали, и устроили банный день.

Сначала мужчины в две партии сходили к озеру помыться и постираться. Пока одни мылись, другие отдались в умелые руки Бороды, который оказался профессиональным парикмахером. По крайней мере, б о роды в его исполнении выглядели очень опрятными.

Меня повели мыться в последнюю очередь. К этому моменту по всей поляне натянули верёвки, на которых сушилось бельё. Мужчины ходили по лагерю в одних нижних портах, которые от обычных штанов отличались лишь светлой тканью и мягкостью ткани, похожей на фланель, и игриво поглядывали на меня — ждали, видимо, когда я смутюсь (или засмущаюсь) от вида стольких полуголых мужских особей. Но тут они просчитались. Я конечно не была знатоком мужского тела, но на наших пляжах мне встречалась много и более раздетых мужчин.

Чтобы не убежала, меня за талию обвязали верёвкой, а узел зачем-то полили пивом. Это я потом поняла, что верёвка была сделана из каких-то растительных волокон, а от сладкой жидкости они слиплись в один комок, который развязать теперь было не возможно — только резать.

Взяв клятву со своего конвоира о том, что он не будет подсматривать, я с наслаждением окунулась в воду. Она оказалась тёплой и очень чистой. Мне даже выдали мыло, так что удалось не только помыться самой, но и постирать вещи.

Как же мне этого не хватало! 5 дней в дороге, всё время на виду у толпы мужиков. После озера я почувствовала себя заново рождённой. Одеться пришлось в серое платье, отданное маркизой. Его ткань не мялась и почти не пачкалась. Труднее пришлось с только что выстиранной одеждой. Джинсы и футболку с кофтой я скрепя сердце повесила на общую веревку с краю, а вот с трусиками пришлось поломать голову. В итоге выпросила кусок верёвки и протянула её внутри клетки, где и повесила бельё.

Вечером опять было много шуток и веселья. К моей великой радости мужчины не вставляли через слово матерные выражения — видимо у них тут это было не принято. Со мной никто разговаривать не пытался, но и от костра не гнали — и на том спасибо. Поймала себя на мысли, что начинаю привыкать к этому странному обществу и проникаться к нему симпатией. Вот только стокгольмского синдрома мне и не хватало…