Владимир Голубев - Форточка

Последние годы жизни в городе существенно уменьшили его физическую выносливость, а это сейчас было самое важное. Василий вспоминал детство, как счастливо жила их семья под Гродно. Летом, правда, работали с раннего утра до позднего вечера. И он, старший ребенок в семье, и трое его сестер. Потом началась война. А в 1915 году его призвали в армию. Призывали всех, родившихся в 1897 году, независимо от даты рождения. Василий мог не пойти, по закону, единственный сын в семье, он не подлежал призыву. Но с детства Вася не привык прятаться за спинами других. Так в семнадцать лет он попал на фронт и стал убивать людей. Романтический патриот стал расчетливым убийцей. Но никогда он не приобрел столько друзей, как за эти два года. И почти всех потерял. Хотя сейчас, на строительстве канала, у Василия появилось также много настоящих друзей. Правда, как и в войну, он терял их так же быстро. Этот арест был уже вторым, и, видимо, последним. Первый раз, русского по национальности и крестьянина по происхождению, его арестовали, как шпиона, из-за польского имени и церковной фамилии, сразу после революции. В неразберихе Василий сбежал, и фронтовой друг переправил его к себе на родину, в Воронеж. Друг помог с документами и работой. Фамилию и имя просто перевели на русский язык. Загремев по глупому доносу снова в лагерь, Василий не изменил свои коммунистические убеждения. Он четко отделял сами идеи большевиков, от карьеристов, называющих себя коммунистами, и, дискредитирующих эти идеи, своими делами. Убеждения не мешали ему дружить в лагере с бывшими белогвардейцами. Здесь главными становились человеческие качества.

Стояли настоящие теплые дни, на Север пришло лето, дни были длинные, ночи белые.

В обеденный перерыв Василия Скворцова вызвали в администрацию лагеря, приехала его жена Анастасия. Сон оказался в руку. Как удалось ей приехать и добиться свидания?

Василия неприятно поразил цветущий, здоровый вид жены. Загорелая и веселая, явно прибавившая в весе, и хорошо одетая, Настя не производила впечатление, убитой горем жены заключенного.

Супруги обнялись, и Ася прошептала ему на ухо, чтобы он не удивлялся. Василий ощутил в ухе мягкую затычку, и услышал оттуда голос жены. Сама Настя в это время обнимала и целовала Василия, придерживая его руки.

— Мне разрешили покормить тебя обедом, — сказала живая жена. А в ухе другая Ася рассказывала о подготовке побега.

— Ты ешь и молчи, ешь и молчи, а я буду смотреть на тебя, — говорила живая Настя, а в ухе четко и ясно излагался невероятный план.

Через час свидание закончилось, и Василий пошел к своей лопате. Копать и готовить побег. Нужно было работать, как обычно, и суметь незаметно оповестить друзей о ночной операции. Говорить только самый минимум, но чтобы вытащить из лагеря все друзей.

К отбою в трех бараках вокруг друзей Василия начали формироваться команды для побега. У дверей поставили охрану, но этот этап был самый опасный. Двурушник мог рискнуть позвать на помощь охрану. Заключенные разделились на две половины: готовые рискнуть, и отчаявшиеся, которым уже все равно.

Когда в бараке Василия, в стене открылись ворота два на два метра, туда ринулись все. Лишь несколько заключенных лежали на нарах, не желая покидать барак. Их пришлось забрать силой.

Трое незнакомых мужчин попросили Скворцова охарактеризовать своих друзей заключенных, и примерно в полночь начали раздавать винтовки и патроны. Выдавали белогвардейцам. Те, в свою очередь, указывали на своих армейских друзей. Происходящее, очень не понравилось Василию. Он нашел жену и попросил объяснить, что планируется делать. Ведь, вначале, разговор шел только о бегстве, теперь готовится военная операция. Настя подвела его к старшему из мужчин, выдающих оружие.

— Мы собираемся захватить лагерь и освободить всех заключенных, — пояснил Югин.

— Почему оружие выдают только кулакам и белогвардейцам? Вы – белые? — уточнил Скворцов.

— Нет. Но охрана будет стрелять, а вы и другие коммунисты не сможете стрелять в мерзавцев одной с вами веры, — откровенно ответил тот.

— Не веры, а убеждений. А среди охраны много простых крестьян, — возразил Скворцов.

— Я заметил. Из очень средней Азии. Своим не доверяют. Здесь азиаты, там, в Азии, служат русские. Сейчас не время для дискуссий. В трех бараках меньше тысячи заключенных. Годных для наших целей, не более семисот. А мне нужно десять тысяч. В этом лагере всего пятнадцать тысяч человек, половина из них умрет за первые полгода работы на строительстве канала. Я меняю жизни этих людей на жизни пятисот охранников. Причем из тысячи освобожденных я вооружил только пятьсот. Честная будет схватка, — с пафосом закончил Югин.