Андрей Мельников - Солдат удачи [СИ]

На том собрании план окончательно сформировался, точнее, оброс определенными деталями. Каждый внес свою лепту в его составление, пока кто-то очень уж умный сказал, что не выгорит эта авантюра. Толстяк, уязвленный в самое сердце таким неверьем в его план, сразу поддержал этот бессмысленный спор. Поэтому он так и бегал все утро, будто бы ему больше всех надо было. Теперь все встало на свои места. Оказывается Толстяк попросту поспорил на деньги, а я уже не весть что думать начал.

Вот только почему его идею поддержал Гаретт, я уже не мог объяснить. Не мог же он решить, что то, что придумал Тейт вполне приемлемо для единичной операции? Но чем-то ему она все же понравилась. Может быть, своей наглостью? Вопросы, вопросы, одни только вопросы. И почему-то никто так и не спешит на них отвечать. Придется самому пораскинуть мозгами. Я быстренько перебрал все, что мне было известно, стараясь отыскать новую информацию.

- Тише, Гром, - я похлопал нервно всхрапнувшего вороного жеребца по шее, отвлекаясь от мозгового штурма. Конь застоялся на одном месте и хотел сорваться с места вперед. Я через жёсткое седло чувствовал таящуюся подо мной силу, которая привыкла тягать рыцарей, закованных в полный латный доспех. Я очень хорошо его понимал, самому все это надоело. После моего прикосновения конь немного успокоился. Все же слишком хорошо он был натренирован, поэтому быстро пришел в себя. Я ещё не до конца привык к этой лошади, но думаю мне и не надо. С уверенностью могу сказать, что недолго я буду на нем ездить. В конце концов, мне вернут мою спокойную кобылку, а с ним придется расстаться. Поэтому я постарался к нему не слишком привязывать, хоть мне он очень нравился. Реальное воплощение идеального коня. Но как бы то ни было, новое имя я ему уже придумал. Первое, что пришло в голову, когда я взглянул на это великолепное животное. Вот так вороной жеребец обрел имя «Гром».

Еще один вопрос был в том, что же вез этот караван, но эту информацию выбить так и не удалось. Единственное, что было достоверно известно это то, что груз был весьма дорогим, поэтому Гаретт и согласился на предложенный Толстяком план. У меня были свои мысли на этот счет, но ими я не с кем не поделился, оставил при себе. Попросту готов был отдать руку на отсечение, что Гаретт знает, что за груз везет караван, но намерено это скрывает. Тем более зачем было ввязываться в это все, если игра не стоит свеч? Попросту чтобы достать кота в мешке? Рисковать жизнью ради нескольких мешков муки? Устраивать такой маскарад не зная, что же тебя ждет в конце? Не поверю, что бы мы тратили силы на неопределенный результат.

- Ужасная у тебя фантазия на имена, - ответил я, уставившись вперед на пустынную дорогу, на которой мы уже торчим два часа. И с каждой прошедшей секундой мне начинает казаться, что те пленники рассказали не достоверную информацию и сегодня никто здесь не проедет.

- У тебя тоже, - хмыкнул Толстяк и по привычке потянулся к фляге с вином, которой не оказалось на его поясе. Тейт скривился и отдернул руку. На сегодня его фляга покоилась в одной из повозок, чтобы не соблазнять его.

- Туше, - признал я, что он очень хорошо ответил на мой выпад относительно придуманного им имени. Даже не стал утруждать себя, чтобы хоть как-нибудь изменить его. Поэтому стоило признать, что мы с Толстяком не умели придумывать имена, но это не самое важное умение.

- Не важно, - скривился я, мысленно обругав себя последними словами. Жаль, конечно, что именно это пришло в голову, но это, как мне показалось, было наиболее подходящим словом в данной ситуации. Еще бы хватило ума подумать, что это было сказано на одном из языков моего мира.

Я постепенно успокоился. Ничего уже не поделать. Прокол, есть прокол. Сказанного не воротишь, как говорится, но с такими оговорками надо было завязывать. Слишком уж часто они случались. Иногда я попадал в такие вот неловкие ситуации, когда по чистой случайности произносил слово на одном из языков моего мира. Чистейший французский вообще не был похож ни на что когда-нибудь мной слышимое здесь, а компания наемников могла изъясняться на разных языках этого мира. Поэтому с уверенность могу сказать, удивление Тейта было искренним. Думаю, он никогда не слышал ничего подобного, даже чего-нибудь отдалённо похожего. Как бы его любопытство не взыграло, и мне бы не пришлось понять значение этого слова.

Кроме троицы, что сидела на лошадях рядом со мной, на небольшом отдалении за моей спиной было ещё двенадцать человек из нашего отряда, старательно изображающих мое маленькое войско, образовав небольшую колонну, на острие которой был наш треугольник со мной во главе. Картинка, наверное, ещё та. Думая, на картину бы какого-нибудь средневекового художника мы не попали. Или же, может быть, и нет.