— Тут ты тоже прав. Но видишь ли, в чём проблема: то дело о нападении было закрыто на следующий же день по указанию сверху.
— То есть как?
— А вот так. Учитывая совокупность факторов, могу предположить, что в тебя стрелял человек знатного происхождения.
— Ну раз дело закрыто, нам подавно не о чем разговаривать.
— Не скажи. То дело закрыто, а это открыто. Сейчас его передают в ИСБ, и я могу им намекнуть на столь необычное совпадение между подозреваемым и парнем, недавно выписавшимся из больницы.
— От меня вам что надо? — нетерпеливо произнёс я, ощущая, как колотится с бешенной силой моё сердце, а на лбу выступает пот.
— Знаешь, я, неверное, один из тех странных людей, кому нужна правда, — Лаптев перестал прожигать меня взглядом и задумчиво уставился вдаль сквозь лобовое окно. — Хочу понять, что происходит. Хочу закрыть виновных или, хотя бы, отыскать похищенную девушку, чьи безутешные родители лишились сна после пропажи дочери. Возможно, я хочу слишком много — даже не знаю… Но такова моя работа.
— Я хочу её найти даже больше, чем вы, — сказал я. — Я любил её, и вспорю брюхо тому, кто сделал с ней то, что сделал. А по поводу драки — это просто ошибка. Я к этому не имею никакого отношения.
— Ну так помоги же мне. Расскажи, что произошло в тот вечер. Кто в тебя стрелял?
— Так дело закрыто. Какой в этом смысл?
— Да плевать я хотел на то, что там закрыто. И зря ты считаешь, что я не заинтересован в поисках своей двоюродной племянницы.
— Простите, не знал.
— Бывает. Так расскажешь, что произошло в тот вечер, или дальше будешь отпираться?
Деваться было некуда, тем более капитан Лаптев и так знал про подпольные бои. Не знал он только имена преступников и причину нападения. Я сообщил ему и то, и другое.
— Так значит, поможете найти её?
— Ну во-первых, ты её искать не будешь. Во-вторых, сделаю всё, что в моих силах. Можешь не сомневаться. Ладно, пока свободен, — сказал капитан, заводя мотор.
Я вышел из машины, переводя дух. Новости поступили тревожные. Полиция не знала, кто вызвал демона. Но капитан-то знал! Долго он будет молчать? Или завтра же сдаст с потрохами? Я не знал, какие у него на мой счёт планы. Зато знал, что теперь полиция может явиться ко мне в любой момент. А пока, судя по словам капитана, только он был в курсе того, что я призвал демона, да и то на уровне догадок.
«Убить», — мелькнула мысль. Убрать — и проблемы нет. Но как? Где я теперь его найду? И не повлечёт ли это новые беды? В общем, не вариант. Оставалось ждать. Ждать и надеяться, что у капитана на мой счёт иные планы.
Я сходил в магазин, купил хрустящей картошки, вернулся.
— Да тебя за смертью посылать, — усмехнулась Маша. — Заблудился что ли?
— Знакомого встретил, заболтался, — объяснил я. — О, да ты тут прибралась, я смотрю! — в глаза бросились разложенные по местам вещи и подметённый пол.
— Ну конечно! А то живёте, как в свинарнике.
Мы ещё немного посидели потаращились в экран, похрустели картошкой, потом пообедали. А Лёхи всё не было. Маша посетовала на то, что брат совсем загулял, сказала, что ей надо домой, и что придётся отложить поход в кинотеатр до следующего раза. Я согласился. Видел, что ситуация её расстроила, но что я мог сделать? Лёха, гад, опять с друзьями убежал, обломав весь праздник. И что, вообще, за друзья такие?
— Ладно, не унывайте тут без меня, — сказала Маша, одевая куртку и ботинки. — С опекой придумаем что-нибудь. Я не позволю вас отправить в приют.
Пётр Данилович Орлов вышел из служебного авто возле гвардейского корпуса. Было воскресенье, и многие бойцы находились в увольнительной, но на полковника навалился целый ворох неотложных дел, так что сегодняшний день ему предстояло провести в расположении части.
Дежурный на входе откозырял, Пётр Данилович ответил тем же и быстро зашагал по устланной ковром широкой лестнице.
Поднявшись на четвёртый этаж, полковник открыл ключом дверь и, миновав пустую приёмную, оказался в своём кабинете. Под высоким потолком висела пышная люстра, на стене над креслом — портрет императора в увешанном орденами мундире, а свет сюда проникал сквозь три окна, обрамлённых парчовыми шторами. Полковник бросил ироничный взгляд на своего дальнего родственника, изображённого на портрете. Пётр Данилович лично знал императора: в жизни тот был не столь величественным и благородным, каким его нарисовал художник, а скорее, наоборот — уже довольно старым, желчным человеком, страдающим от подагры и избыточной полноты.
Читать дальше