Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– Боже! – воззвал я из глубин ада. – Ты создал мертвое и научил его жить, ты научил живое мыслить, а разум – творить. Тебе удалось из камня высечь любовь. Ради всего творения, ради великого замысла твоего, помоги мне!

– Прекрати! – верещало существо, быстро деградирующее в прежнюю форму карлика. – Бог – это я, я! Я лишу тебя вечного блаженства! Я низвергну тебя в ад!

– Мой бог, дай мне силы! Хоть на миг покажи мне настоящую реальность!

Карлик орал проклятия, бушевал шквальный ветер, лил дождь. Через все мои засоренные фибры просочилась долгожданная живительная благодать, и я вдруг увидел, что нет никакого сада, нет никакого рая вокруг, что я по горло сижу в колдобине с жирной маслянистой грязью, такая же грязь потоками льется на меня с потолка и ее излишки стекают в Коцит, или в Ахеронт, или как бы там ни называлась эта гадкая река. Гром, ливень и шаровые молнии метались по этому тесному пространству в нарушение всех законов природы. Единственной новой деталью, притом самой отталкивающей в этом неласковом пейзаже, была телепризма. Она показывала Танатоса и Гекату, которые все так же, сплетясь в соитии, наблюдали за мной.

Харя карлика была обезображена гримасой неописуемой ненависти.

– Упрямый безумец, – прошипел он сквозь зубы, – твоя реальность – это смерть! Все кончено. Прокляни все, что существует, и подохни!

Мне вспомнился многострадальный Иов, которому досталось не меньше моего. Он, однако, на провокации супруги, предлагавшей ему похулить Бога и гикнуться, не поддался.

– Нет уж! – заявил я, отплевываясь. – Умирать раньше надо было. А теперь надо жить, и жить на полную катушку.

– Жажда жизни тебя и погубит, – сказал он и рассмеялся.

С содроганием я понял, что в его мертвом взгляде отражены бесчисленные легионы демонов, желающих мне погибели. И хор их голосов, где ведущим басом был сам Сатана, осмеивал меня с шумом, подобным низвергающемуся горному водопаду.

Дьявол сделал выпад, намереваясь утопить меня, наступив на голову, но я успел хапнуть грудью воздуха, нырнул, оттолкнулся от берега и отдался потоку. Холодные плотные струи понесли меня прочь. На поверхность я вынырнул только тогда, когда недостаток воздуха грозил отключить меня. Мне пришлось бороться с бушующей водной стихией, несущей меня в бурлящий котел, место средоточия всех трех адских рек. Здесь разные по температуре и консистенции Стикс, Коцит и Ахеронт сливались. Гигантская воронка была все ближе. Я приготовился погибнуть, но меня, внезапно, подхватило водяным торнадо и выбросило куда-то наверх. Задыхаясь, я тряхнул головой и очнулся, барахтаясь на берегу лужи среди растоптанных тюльпанов-асфоделов.

Надо мной хохотала бабочка, бог сновидений с лицом карлика. Ее смех напоминал дребезжание кипящей кастрюли.

– Тварь мерзкая! – выдохнул я, в броске собираясь раздавить ее тельце. Мои пальцы схватили воздух. Не было никого.

Я встал и, едва держась на ногах, побрел назад к деревьям. Все-таки порядком я от них удалился.

Ничего не менялось вокруг, никто меня не тревожил. Обтекая грязью, я медленно приходил в себя. Слава богу, я выжил!

В неглубоком овражке журчал ключ. Я подумал, что негоже было бы возвращаться к Татьяне в таком виде, и решил помыться. К тому же меня терзала прямо-таки адская жажда.

Сбежав по склону, я остановился перед бьющей из-под каменного выступа струйкой воды и присел на замшелые от постоянной сырости камни. Набирая влагу в ладони, я умылся, освежил шею, руки, грудь. Хотелось залезть под ключ целиком, но фонтанчик был слишком немощным. На камне, кажется по-гречески, была выбита какая-то надпись. Ее значения я не понял, поэтому, омывая натруженные стопы, стал изучать окружающее. Под обрывом были неглубокие пещерки, промытые сочащейся водой. Глина осыпалась, уносилась ручьем, все больше обнажая метельчатые корни уцепившегося за край оврага дерева. Его собрат, лишившийся опоры, невесть когда рухнул поперек русла, выворотив могучие корни из земли. Еще одно молодое деревце склонилось над оврагом под таким острым углом, что с натяжкой могло служить турником. Кора на нем, покуда могли достать руки, отсутствовала.

Я закончил мытье, еще раз сполоснул руки и сделал несколько жадных глотков. Потом сел на поваленный ствол, болтая ногами, и больше никуда не захотел идти. На лице у меня блуждала блаженная улыбка. Я был счастлив. Теплая вода Леты, источника забвения, журчала подо мной, щекоча огрубевшие пятки.