Татьяна Абалова - На углу Пскопской и Йеллопуху

Хочь повернулся к Макару, и тот увидел, какая боль поселилась в глазах мужчины.

— Мы должны вернуть «Книгу судеб», иначе потеряем богиню навсегда. Пришел твой черед выполнить свое предназначение, Ловец времени.

— Простите, но у меня ничего не получается, — Макар опустил голову. — Пробовал сотню раз, но не сумел даже остановить время. Я — пустышка.

— Зачем тогда ты пришел?

— Теперь понимаю, что зря. Надежда умирает последней.

В дверь торопливо постучали. Гном, увидев Макара, отступил и знаками показал, что хочет поговорить с метаморфом. Они о чем-то пошептались за порогом, и Гугл побежал назад. Тайный разговор и торопливые шаги гнома растревожили студента.

— Что случилось? — его руки непроизвольно сжались в кулаки.

— Появилась надежда, — коротко ответил Хочь. Он подошел к стоящему на столе графину и налил воду в высокий стакан, который протянул Макару. Тот нисколько не удивился. От волнения рот на самом деле пересох. Поднося стакан ко рту, едва не расплескал его содержимое. Зубы выстукивали морзянку. Где-то далеко в голове мелькнуло удивление, что стоящая в теплой комнате вода оставалась ледяной.

Макар не успел узнать, какую весть принес Гугл. Мир вокруг него поплыл, а потом и вовсе окрасился в черный цвет.

Что-то вжикало и вжикало. Сильно болела голова. Слепящий свет не позволял открыть глаза.

— Стонешь? — услышал Макар тихий голос Окси. — Сейчас заплачешь.

— Что? Где я? — Студент резко поднялся и, прикрываясь ладонью, осмотрелся. По тому, что из мрака выхватывал неспокойный луч, Макар понял, что находится в своей комнате. Окси держала в руках механический фонарик, и ее пальцы постоянно двигались, нажимая на рычаг, который заставлял лампочку гореть.

— Убери.

— Пожалуйста. — Круг света сначала скользнул по шкафу с приоткрытыми дверками, а потом исчез, погрузив комнату в темноту. Раздражающий шум прекратился.

— Где Надя? — мысли разлетались, не давая сосредоточиться.

— Эк, как тебя убаюкало. Едва языком ворочаешь, — по интонации голоса без труда угадывалось, что рот Окси скривила ехидная улыбка. — Ушла с Дагаром твоя верная подруга. Сделала свой выбор.

— Как?! — Макар вскочил с кровати, но стукнулся лбом о покосившийся шкаф, который с грохотом рассыпался. Блондинка скользнула лучом света по груде досок и вещей, потом похлопала рукой по постели. Макар кулем бухнулся рядом с Окси. Его плечи поникли, словно из него разом выдернули позвоночник.

— Поздно куда-либо бежать, Макарушка. Надежда сама согласилась на обмен. Как только ты ушел к Хочу, она отправилась к Исиде.

Студент потрясенно молчал.

— Спасительница всея Заставы, блин, — Окси сплюнула. — Никому не верь, Капец. Никому. Все гады и предатели.

— Кто бы говорил.

— Ты бы знал, как они сами облажались! Еще вчера обливали меня презрением, а сегодня локти кусают. Уроды.

«Ушла к Дагару. Ушла к Да-га-ру».

Слова кружились безумными мухами, надоедливо зудели, мешали мыслить.

Речь блондинки, изобилующая ругательствами, тоже не давала сосредоточиться.

— Да ты не слушаешь меня? — она пихнула студента плечом. — Пойми, нам сейчас нужно держаться друг друга. Мы же земляки.

— Зачем она это сделала? — Макар вернулся к тому, что болело.

— Да потому что дура. Мать Тереза, твою ж за ногу…

За дверью кто-то пробежал с таким же вжикающим фонариком. Пятно света языком заползло под дверь и тут же растаяло.

— Что случилось?

— Застава умирает. Крысы бегут с тонущего корабля.

— Разве они не получили книгу назад?

— Получили.

— И?

— Так я же тебе и рассказываю. А ты все свое талдычишь: «Зачем сделала, зачем сделала», — Окси шумно вздохнула. — Слушай внимательно, товарищ Птичка, а заодно думай, как нам жить дальше. Я говорю только о нас. Остальные о тебе, а тем более обо мне, уже забыли. Три дня назад, как раз тогда, когда Хочь усыпил тебя…

— Три дня?!

— Не перебивай. Три дня назад твоя Надежда потребовала у Гугла встречи с Исидой и сторком. Все, кто собрался вокруг Нади притихли, хотя до этого кричали, что она виновна в скорой гибели Заставы, так как изменила ректору.

Макар потер то место, где болело сердце. Он будто сам незримо присутствовал среди пограничников, когда бледная Надежда открыла дверь и вышла на Предел. Он видел ее растерянный взгляд, скользящий по лицам, выкрикивающим ругательства и оскорбления. Толпа немилосердна и непредсказуема, когда ее никто не сдерживает.