Валерий Большаков - Однополчане. Спасти рядового Краюхина

Морозный ветер бил в лицо, кожа сразу заледенела, а Николай, пошире расставив ноги, выдал очередь из пулемета. Пилоту «Яка» это очень не понравилось – он завалился на крыло, норовя крутануть «бочку», и Шатов продолбил по днищу истребителя, нашаривая бензобак. Нашарил.

Горючее стало утекать, сеясь белесой моросью, и тут полыхнуло – огонь охватил хвостовую часть самолета. «Як» отвернул, а фонарь кабины открылся, и вниз вывалился летчик, раскрывая парашют.

– Затворяй!

Шатов с Исаевым навалились на дверь и заперли.

– Держись!

Марлен бросился на сиденье, цепляясь обеими руками.

– Зуб даю, – крикнул Михаил, – это так нас Абакумов встречает!

Исаев посмотрел в иллюминатор. Второй истребитель держался слева и выше. Марлен понял, что пилот «ПС-84» решил не дожидаться, пока на «Яке» выжмут гашетку и 20-миллиметровая пушка распишет транспортник.

Самолет резко швырнуло влево. Моторы взвыли, и «Дуглас-Дакота» поднялся вверх – у Марлена сбило дыхание.

Похоже, что летчики хотели ударить истребитель снизу в днище, но такой таран не прошел – «Як» скользнул вперед, выходя из-под удара. Тогда транспортник довернул – и лопасти левого винта врезались истребителю в хвост.

Самолет сотрясся, грохот прокатился по фюзеляжу.

Отчекрыжить оперение «под корешок» не вышло, но управления истребитель лишился – «Як» полетел, нелепо виляя. Потоком воздуха его развернуло и бросило вниз. Неуправляемый истребитель закувыркался вниз.

– Есть! – заорал Марлен.

Хотели бы пилоты истребителей сбить «ПС-84», они бы запросто сделали бы это. Но наверняка приказ был иной – посадить там, где надо. «Живьем брать демонов!» Только эта установка и помогла транспортнику победить «Яки».

Однако победа досталась очень нелегко – по самолету расходилась сильная вибрация. Скорей всего, одну лопасть на левом винте он потерял, а другие были исковерканы.

Из кабины вывалился штурман.

– Держитесь, как сможете! Будем садиться!

Самолет стал сильно рыскать, заваливаться – земля рывками приближалась. Лес, лес, лес…

На деревья посадки не совершишь – выйдет авиакатастрофа. Поляну бы, поляну!

Внезапно показалась дорога, и «ПС-84» устремился вниз, шатаясь и трясясь. Земля ударила под колеса, самолет стало заносить, но опустившийся хвост, елозивший по шоссе, удержал машину от разворота.

Тут же подломилась левая стойка. Самолет повалился набок, ломая крыло.

Единственный мотор остановился, и транспортник заскользил по снегу, гася инерцию. Съехал в канаву и замер.

– С мягкой посадкой вас, – прокряхтел Марлен.

В перекошенном самолете дверь оказалась вверху. Кое-как открыв ее, разведчики стали выбираться наружу.

Исаев сразу благословил свою проницательность – не зря он прикупил войлочные сапоги-бурки. И перчатки пригодились – на улице стоял мороз.

– Вот же ж, суки! – глухо доносился голос Филоненко. – Перехватчики, мать их… Ленька, цел?

– Почти… – простонал пилот.

– Здорово ты его уделал!

– Своего же…

– Да какой он тебе свой? Это мы – свои! Вылазь, давай!

Оказавшись на дороге, стоять и ждать не стали – пошагали вперед. Да не вразвалочку, а энергично, чтоб согреться.

– Шмуйловский! Как ты?

– Живой… Бочину прострелили, но навылет.

– Крови вышло порядком, – сказал Стехов.

– Ты все передал?

– Так точно. Сказал, что неизвестные истребители пытаются нас посадить, а мы сопротивляемся. Район примерно назвал. До Москвы тут недалеко…

– Ага, недалеко… Километров сорок топать.

Разведчики и пилоты поспешили вперед. Рацию Шмуйловского тащил Шатов, ему было не тяжело.

Удалились они от упавшего самолета не слишком далеко, когда за спинами послышался гудок – их догонял автобус «ЗИС-16».

Пустой.

Из окна водителя высунулся пожилой небритый дядька в ватнике и ушанке.

– Это вы, что ли, с самолета? – спросил он, не выпуская мятой папиросины.

– Мы, – подтвердил Филоненко. – Подбросите?

– А чего ж… Залазьте!

Когда все поспешно вошли и втащили Шмуйловского, водитель подмигнул:

– На ту сторону летали? – спросил он.

– На ту. Еле долетели.

– Ну, не гробанулись же… А ты не боись, браток, – обратился шофер к радисту, – гнать не буду, не растрясет!

И автобус тронулся.

Узнав у водилы, куда их занесло, Шатов «раскочегарил» рацию, и Шмуйловский слабым голосом вышел в эфир.

– Материк, Материк, я – Остров! Прием!

Ответили почти что сразу. Сквозь шипение и треск донеслось: