Анатолий Логинов - Война

– Ничего, – спокойно ответил Том. – Отчего мрачный? Съел что-то не то?

– Я? – попытался изобразить удивление Уэйн и тут же сдался: – Черт побери, Том, ты словно наш капеллан, в душу без мыла лезешь. Э-э-э, понимаешь… – задумчиво протянул он, – я никогда не считал себя хуже киноактера. Даже взбесившегося бычка как-то усмирил. И не дрогнул… Но покидать нормально летящий исправный самолет… не по себе мне.

– Ну, ты придумал тоже. Думаешь, мне или Джоди такое нравится? – усмехнулся Том.

– Тебе? Тебе как раз нравится, – заметил Джон. – Не притворяйся, ты словно вернулся на любимую работу, по тебе видно.

– Э… Хм… – Честно говоря, замечание Уэйна поразило Толика до такой степени, что он чуть не поперхнулся. – Может, внешне и так, – наконец нашелся он, – но внутри я… переживаю ничуть не меньше остальных. К тому же нам за риск неплохо доплачивают, – добавил он.

– Вот из-за этих лишних баксов я здесь и оказался, – неожиданно признался Джон.

– Семья?

– Точно. И кроме деда, ни одного работника, чтобы их поддержать. Каждый доллар на счету, – снова помрачнел Уэйн.

– Ладно, не переживай. Жизнь она такая… полосками. Когда-нибудь эта черная полоса кончится, – неуклюже попытался подбодрить друга Том.

– Я и не волнуюсь. Только полоска получается слишком длинная, – мрачно отшутился Джон. И они замолчали, думая каждый о своем. Однако Толик сделал для себя соответствующие выводы. Когда на следующий день командир второго отделения сержант Брейв после неудачного приземления попал в госпиталь как минимум на полгода, Том Томпсон первым ходатайствовал о назначении на освободившуюся должность рядового Уэйна. Так во втором отделении, получившем в результате прозвище «ковбои», у Толика появились преданные друзья.

Назначение Джона они отметили в первое же увольнение с таким размахом, что об этом вспоминал весь батальон по крайней мере в течение месяца. Тогда же от одного из военных полицейских они первый раз услышали новое прозвище их дивизии. Вместо «All American» («Вся американская нация») раздраженный капрал обозвал их «All Alcoholics» («Все алкоголики»). Похоже, этого капрала слышали не только они, но и вся американская нация, потому что позднее это прозвище дивизии встречалось нашим друзьям постоянно. К удивлению Толика, в остальном это происшествие обошлось практически без последствий. Ни его, ни остальных участников даже не оштрафовали, не говоря уже о дисциплинарных взысканиях. Кажется, начальству было просто не до них: офицеры каждый день собирались на совещания, один из планерных полков (которые все парашютисты звали «прямоногими» за то, что там служила обычная пехота) куда-то отправили. Вслед за ними начали понемногу паковаться и остальные части. Прыжки практически прекратились, зато всё чаще взвод гоняли на тактические занятия с непременным рытьем окопов и стрельбами. А так как наступила зима, пусть и не такая морозная и снежная, как в той же Выксе, то рыть в подмерзшей земле окопы стало занятием не столь простым, как раньше. Все, включая и Тома, ворчали, считая, что в такой ситуации им могли бы дать поблажку. Тем более что основные события войны, если верить газетам, происходили в Африке и на Тихом океане, где зиму ожидать можно было только с большого бодуна.

Газеты Толик читал всё подряд и каждый день, надеясь понять, что же происходит в заснеженных полях Поволжья. Писали много, но как-то бестолково, и было непонятно, то ли у журналистов нет фактов, то ли они просто получили указание запутывать как своих, так и чужих. Но в статьях всё время мелькало название города, которое знал любой школьник в Советском Союзе. Бои шли в Сталинграде, и Том с нетерпением ждал сообщения о начале русского наступления, которое должно было изменить ход войны. Однако пока газеты сообщали в основном о мелких боях за неведомые атоллы в Тихом океане и неизвестные ему города в Африке, где союзники один за другим захватывали города во французских колониях и громили немецко-итальянские силы в грандиозной (если верить журналистам) битве под Эль-Аламейном. И на фоне этих сообщений почти никто из сослуживцев не обратил внимания на сообщение о начале русского наступления под тем же Сталинградом. Никто, кроме Толика. Но и он старался не выдать своего особого интереса к этому событию, хотя и отметил начало наступления в том же баре, здорово напившись и даже спев знаменитую в его время песню английских летчиков: