Юрий Валин - Самый младший лейтенант. Корректировщик истории

– Нэма больше группы Майера, – констатировала Катерина.

– Это мы повлияли? – неуверенно предположил Женька.

– Мы? Мы-то здесь при чем? Капитан посодействовал, ребята с «глушилкой», – Катрин задрала голову к прохладно голубеющему небу – там снова слышалось гудение самолетов. – Брысь в логово, Земляков.

Чистили оружие. Был у начальницы такой пунктик – чуть что, свою автоматическую подругу холить. Женька давно смирился, протирал горловину магазина собственного автомата. Вообще-то начальница была не в духе. Наверное, не выспалась. Женька и сам-то спал часа три, а она еще раньше подскочила.

Сидели у приоткрытой двери, земля подрагивала, доносилось отдаленное завывание «лаптежников» – похоже, немцы вознамерились стереть с земли несчастный поселок Халтурина. Женька взял масленку – части автомата лежали на немецкой газете.

«Мы крепки верой наших отцов. Для немца свойственна любовь к прогулкам на природе и восторг перед красотой земли, данной нам Господом. Вершины гор дают ему свободу. Он чувствует вечность в морском просторе. Извилистые реки олицетворяют для него вечное изменение. Он охраняет леса, деревья и кустарники, как своих друзей».

– Не отвлекайся, – не поднимая головы, буркнула начальница. – Не в читальне.

Женька вздохнул:

– Кать, ты чего? Не так что-то?

– Почему не так? Все очень так. Сожрали чужой паек, сидим бездельничаем. Вечером перейдем ближе к заводу – здесь уже передний край будет. Или не будет. Мы, Земляков, уже не сверхчеловеки, уже знать ничего не знаем. Исчерпан дар предвидения. Вектор сменился, и мы с тобой никем стали. Пехота блатная, привилегированная.

– Почему пехота? – с некоторой обидой возразил Женька. – У нас задание. Ты же сама говорила. И смысл от нас есть. Вон на кладбище валяется… Да и сами мы ночью…

– Ночь та прошла, – пробурчала Катрин. – А что далече? Нет, Евгений, ты, в принципе, ничего парень. Для новобранца вполне. Но не обольщайся. Мы не прогрессорством занимаемся. И не коррекцией исторической справедливости. Это у нашего начальства сохраняются романтические иллюзии. Оттуда так видится. Что ты на меня уставился? Я вовсе не к тому, что начальство тупое. Просто оно там впадает в естественное заблуждение.

– Это наш-то Варварин впадает?

– Тьфу, не вульгаризируй. Он сейчас в деле по уши. Живет. И мы, в общем-то, здесь живем. Только Варварин второй раз в «кальке». И надолго остаться надеется. Он же серьезный мужчина. А я попрыгунья-стрекоза. Туда-сюда-обратно, без напряга уже не вспомнишь в который раз. И одно я точно усвоила – нет никаких вариантов.

– То есть как нет? Мы же его сделали. Ты сама видела.

– Лично мы с тобой застрелили пару фрицев и сожгли железяку, чуть себе пупок не надорвав. Здесь все это делают, если ты заметил, – прямо от Мурманска до Черного моря. В какой-то момент мы чуть больше знали. Но это же действительно момент – вздохнуть едва успеешь. А дальше вектор выпрямляется. И мы просто военнослужащие с неприятно расщепленным сознанием.

– Не улавливаю, – честно признал Женька.

– Фигли тут улавливать? Нет никакой «кальки». Есть жизнь и война. И войну мы в любом случае выиграем. Просчитывали любые варианты – выиграем. Поэтому бессмысленно делиться на «них» и «нас». Никакие они не наши двоюродные деды. Просто мальчишки и мужики, что за стеной глотки надрывают, танки ремонтируют, под бомбами умирают и эсэсовцев на улицах сдерживают.

– Ты мне зачем об этом говоришь? – осторожно спросил Женька. – Мы бессмысленным делом заняты, да?

– Нет. Смысл есть, – Катрин принялась угрюмо собирать винтовку. – Но он, смысл, таится в абсолютно другой плоскости. С одной стороны, нельзя не вмешаться, если можешь. Я эту философию Отдела «К» вполне понимаю и разделяю. С другой стороны, реалии 41–45-го, да и любого другого года сбивают с толку. Тут с чисто военной точки зрения смотреть некорректно. И говорю я это потому, что ты, как и я, не вполне военный человек. Вдруг поймешь?

– Какой же ты невоенный человек? – растерянно пробормотал Женька. – Военнее тебя и придумать трудно.

– Я – боец, – сумрачно пояснила начальница. – Это несколько иное. Армию, саму по себе, я не многим больше тебя люблю. Несовершенный институт, что уж тут говорить. Но немножко и дом родной. Вообще-то я небескорыстно служу. Я, между прочим, вообще имею гражданство далекой заокеанской страны. Наемница я.

– В каком смысле? – изумился Женька.

– В прямом. Сложная судьбина морально опустившейся девицы. Но дело не в этом. Существует мнение, что эксперименты с «калькой» могут дать куда больше, чем локальные успехи в борьбе с фашистским зверем. И нашему «нулю» опыт Отдела может пригодится.