Сергей Лапшин - Победить смертью храбрых. Мы не рабы!

В общем, как только советские воины заняли позиции и сумели прицелиться, чаша весов склонилась на их сторону. Один за другим немцы, сбитые с ног пулевыми попаданиями, повалились на траву. Не вставая, Диляров вынул из кармана куртки гранату, привел ее в боевую готовность и швырнул в сторону расстрелянных. Переждав взрыв, лейтенант поднялся на колено и махнул Коздоеву:

– Бегом на наблюдательный. Смотришь, спускаешься и докладываешь. Гранаты возьми.

Кивнув, красноармеец живо умчался во двор. Диляров, не спуская взгляда с подстреленных немцев, быстро сменил позицию и скрылся за углом дома. Покосился на лежащего в траве Величко:

– Степан! Давай ко мне живо!

Величко пошевелился и повернулся к Дилярову:

– Не могу, товарищ лейтенант. Подстрелили.

– Ах, ты ж черт… – скрипнул зубами осетин. – Сильно?

– В ногу… В плечо точно, – неуверенно отозвался красноармеец.

Хреновое дело. Вдвоем немцев отогнать будет гораздо труднее. Впрочем, сетовать на судьбу лейтенанту было не с руки. Столкнувшись фактически нос к носу с тремя немцами, положили их наглухо, а у себя заимели раненого. Отличный расклад.

– Потерпи… хоть пару минут!

Мог бы и не говорить. Величко, оставаясь на своем месте, худо-бедно прикрывал направление. Затей он сейчас перевязку – сразу выключится из боя. Допустить этого в данный момент было никак нельзя. Красноармеец это прекрасно понимал и о первой помощи даже не заикался.

Сверху, с чердака дома, донеслись звуки ударов. Коздоев настойчиво колотил по дереву, видимо, выбивая трухлявые доски.

– Что там? – нетерпеливо крикнул Диляров, наплевав на всякую маскировку.

– Удирают, лейтенант! Сейчас я их из пулемета причешу!

– Отставить! – одернул подчиненного Диляров. – Сколько их?

– Семь! Семь, лейтенант! Они раненых бросили, со всех ног чешут!

– Спускайся вниз быстрее, – подвел итог Диляров, перекинул автомат через шею и подбежал к Величко: – Давай, Степ, говори, что?

Такое ощущение, будто кто-то рассказал немцам о том, что я остался на чердаке один. Иначе не могу объяснить, отчего они так активизировались. Умом я понимал, что шансов попасть в меня у нападавших немного, однако это слабо помогало. Пули исправно дырявили мое убежище и несколько раз даже пролетали в опасной близости.

Я отвечал на обстрел, правда, делать это мне приходилось практически вслепую. Я заставлял себя на несколько мгновений приподняться над уровнем пола в надежде увидеть противника, затем направлял дуло пулемета в ту сторону и открывал огонь. Ничего сложного, но и эффективности, как я думаю, в моих действиях было немного. Впрочем, через пару минут стало вообще не до того. Немцы открыли шквальный огонь, вследствие чего я вынужден был не просто залечь, но еще и отползти в глубь помещения, утаскивая за собой пулемет. Я понимал, что рискую проворонить атаку, но ничего с собой поделать не мог. Правильность такого решения подтвердилась уже через несколько секунд. Оказавшись в дальнем конце чердака, я смог воспринимать происходящее более объективно, имел больший угол зрения, и мне не составило большого труда определить, что немцы, так сказать, пристрелялись. Большинство попаданий били в крышу над моей бывшей позицией, а некоторые выстрелы и вовсе проходили в опасной близости от импровизированного бруствера, еще недавно охранявшего меня.

Поступок, конечно, правильный и вытекающий из создавшейся ситуации. Только вот в перспективе… В перспективе я труп, как Коздоев, и Диляров, и Величко, и все остальное население деревни.

Вздохнув, я пополз в другой угол, толкая впереди себя пулемет. Сменил, так сказать, позицию: аккуратно переместился ближе к амбразуре. Дождался краткого перерыва в стрельбе и выглянул в сторону противника, искренне надеясь, что немцы до сих пор целятся на пару метров правее. Каково же было мое удивление, когда вместо группы разозленных фрицев, подбирающихся к моему убежищу, я увидел не более десятка, вовсю делающих ноги в сторону леса, из которого, собственно, они и появились! Проводив их недоуменным взглядом, я не сразу сообразил, что было бы неплохо выпустить вслед пару очередей.

Я навел прицел на одну из фигур. Бежал противник идеально прямо, без каких-либо маневров, и оттого и мишенью являлся идеальной.

Прицел – на ноги бегущего, палец – на спусковой крючок. Короткого нажатия хватит, чтобы немецкая скорострелка выпустила пять-шесть патронов. Скорее всего большая их часть попадет в человека: «МГ-34», по словам Клыкова, дает хорошую кучность.