Юрий Валин - Наш бронепоезд. Даешь Варшаву!

– Редкость вы, Екатерина Георгиевна. Полностью судьбу свою вести – о таком даже думать страшно. Как у вас сил хватает?

Катя целомудреннее расправила на бедрах гимнастерку:

– Ты про то, что родинок нет? Не бери в голову. Предрассудки. Каждый сам свою судьбу лепит. Ну а где да когда мойры своими ржавыми ножницами нитку твоей жизни чикнут – это уж как повезет. Удача – девчушка капризная.

Прот кивнул, как маленький старичок:

– Совершенно вы правы. Даже не верится, насколько правы.

– Так что ж ты весь из себя такой меланхоличный? Разве плохо живется?

Прот улыбнулся, в последнее время это у него получалось все лучше:

– А вам будет хорошо житься, Катя. Все у вас будет и…

– Стоп! – девушка сунула болтливому предсказателю крупного бычка. – На, пасть делом займи.

– Все, молчу, – мальчик принялся откручивать рыбешке голову.

Вечером, когда личный состав доедал огромную яичницу с помидорами, Вита сказала:

– Катерина Еорьевна, можно мы Протку завтра в город возьмем? Ему бы приодеться, обтрепался що тот босяк. Не сегодня завтра так и переправят нас. А куда он такой оборвыш? Все-таки заграница.

– Мысль правильная. Только – а если кто засечет? У Прота особых примет хватает.

– Нет, не засекут, – сказал Пашка, энергично работая челюстями. – Не ищет нас никто. В Сербке, когда мы с «Троцкого» соскочили, кто-то товарищу Хвану сказал, что нас из ГубЧК встретили. А сейчас товарищу комиссару и вовсе не до нас – он в Секретариат Объединенной комиссии вошел – заседает с утра до вечера. Забыли про нас, и слава богу.

– Откуда сведения?

– Со Степой-пулеметчиком столкнулся. Посидели маленько.

– Ты, Паш, совсем дураком стал?

– Нет, Екатерина Георгиевна, вы що не говорите, а я своим доверяю. Он вас видел, когда товарищ Троцкий погиб. С большим уважением относится. Да и на бронепоезде вместе бились. Братва знает, что никакие мы не шпионы. Да и на кого щас шпионить? На Петлюру?

– Дело твое. Только доверие – штука опасная. ЧК о своих недоумениях редко забывает.

– Так то ЧК. Мы, конечно, одно дело делаем, но им положено тройную бдительность иметь. А мы в сторонке прошмыгнем. Незачем занятым товарищам мешать.

– Это правильно. Документы приобрел?

– Що там приобрел? Получил самые настоящие, – Пашка гордо похлопал себя по карману. – Не подкопаешься. Назначен в бригаду к товарищу Котовскому. Ремонтником-оружейником. Потом обещают инструктором по гимнастике в агитотдел перевести. А пока в законном отпуску числюсь.

– Ну-ну, молодец. Только язык не распускай.

– Що я, не понимаю? Не осуждаете? Ну, за то, що пулеметчиком в роту не пошел? Или в бронедивизион нужно было проситься?

– Сдурел? Крови тебе мало? А призвание людям красивую мускулатуру наращивать у кого? Полезно и гуманно.

Пашка кивнул, кажется, с облегчением:

– Вот и я думаю. По физкультурной части революции от меня куда побольше пользы будет. В здоровом теле – здоровый дух.

– Только не кури, – вставил Прот. – Тебе нельзя.

– Да запомнил я! Запомнил! – Пашка бухнул себя по юной мускулистой груди. – В жизни не затянусь. Запугал ты меня со своей опухолью, прямо не знаю как.

– Ты бы спасибо сказал, за предостережение, – заметил Герман.

– Так я говорю. – Пашка вздохнул. – Бросаете вы нас с Екатериной Георгиевной. Я, может, тоже мир бы посмотрел, прокатился.

– Так поехали.

– Нет, здесь интереснее. Потом, может, и приеду. Если позовете.

– И правда дурак, – сказала Вита, очищая сковороду. – Тебе що, приглашение на открытке с вензелями трэба? Чимпиён задрипаний. Щоб обязательно приехал. Клянись давай…

Пора уходить. На облупившейся веранде было грустно и скучно. Легкий ветерок раскачивал виноградные листья. В саду, среди ломкой выгоревшей травы, сидел здоровенный кот, задумчиво оценивал воробьев, прыгающих по древнему ракушечнику забора. В Одессе воробьев почему-то называли «жидами». Черт его знает, с Виткой у воробьев никакого сходства.

Охранять в пустом домишке было нечего – разве что огромную, добытую Пашкой на соседней даче, сковородку. «Шрифты» надежно прикопаны в углу двора. Катя глотнула из кувшина невкусного теплого вина и спустилась на берег.

Нужно уходить. Абсолютно никаких оснований затягивать. Задание, или то, что ты принимала за задание, выполнено. Остатки «разведгруппы» прекрасно управятся и без тебя. Заматерела голозадая гвардия. На войне взрослеют быстро. Год за три, а иной раз и день за десятилетие. Сколько ты здесь была? Чуть меньше месяца. А ребята совсем другими стали. Прапор с Виткой целоваться учатся. Прот завидует. Сколько ему все-таки лет-то? Собственно, разве это важно?