Юрий Валин - Наш бронепоезд. Даешь Варшаву!

После лихого взятия города добровольческие дивизии бодро двинулись на север. Красные откатывались почти без сопротивления. Обходным маневром с ходу был взят Белгород. Добрармия наступала вдоль железной дороги и была уже на подступах к Курску, когда внезапным ударом со стороны Волуйков тылы оказались рассечены. Взявшийся непонятно откуда кавалерийский корпус красных, поддерживаемый бронепоездами и стрелковыми дивизиями, перерезал коммуникации и едва не ворвался в город с северо-востока. От Курска белые успели перебросить ударные батальоны дроздовцев. На защиту города было стянуто все что можно. У железнодорожной станции Дергачи в яростном двухдневном сражении красные были остановлены и отброшены. Городок превратился в руины, пострадало множество мирных обывателей. Три стрелковые дивизии большевиков были уничтожены практически полностью. Но кавалерийский корпус красных вырвался из клещей, смяв левый фланг добровольцев, и ушел на Золочев. В газетах с помпой сообщили, что «последняя безнадежная попытка большевиков приостановить доблестное наступление Добровольческой армии окончилась полным провалом», но такая трактовка событий не совсем соответствовала истине. От дроздовцев, принявших первый удар, осталось лишь название полка. Белозерский полк не выдержал, побежал и был порублен бешеными красными конниками на поле у окраины Дергачей. Вступившие с марша в бой марковцы трижды атаковали уже окруженный и засевший на кирпичной фабрике батальон красных. Большевики дрались с небывалым упорством и полегли до последнего человека. Под красными пулеметами марковцы потеряли больше половины личного состава. Вообще, под Дергачами произошло нечто дикое и до сих пор невиданное. Город пылал, пленных почти не было. Зарвавшийся и отрезанный от своих бронепоезд «Красный богатырь» расстрелял все снаряды, под предлогом переговоров о сдаче подпустил к себе добровольцев и подорвался со всей командой. У моста через Лопань доблестные алексеевцы и номерной стрелковый полк красных дрались с такой яростью, что в ход пошли штыки, лопаты и приклады. По слухам, люди буквально грызли друг друга. Даже вдоволь навоевавшиеся за пять лет офицеры ужаснулись.

Говорили, что внезапный контрудар Советов возглавил лично Председатель СНК [14]Троцкий. Проклятый Бронштейн так опоил опиумом своего знаменитого красноречия Рачью-Собачью, что краснопузые лезли на пулеметы как помешанные.

Возникла оперативная пауза. Продолжать наступление в направлении Курск – Орел у ВСЮР не было возможности. У красных так же не хватало сил перейти в решительное контрнаступление. Растрепанные части замерли на местах, пытаясь привести себя в порядок. Лишь одичавший кавалерийский корпус красных наскоком взял Богодухов и прочно оседлал железнодорожную ветку Сумы – Конотоп. В этот миг полной неопределенности хитроумный Троцкий передал личное послание Главнокомандующему Вооруженными силами Юга России и, что уж совершенно невообразимо, пожелал прибыть на переговоры собственной персоной.

– Что-то поверить трудно, – пробормотала Катя, двигая по полированному столику подстаканник с опустевшим стаканом.

– Совершенно с вами согласен, – с готовностью отозвался общительный поручик. – Какова наглость, а? Антон Иванович во всеуслышание заявил, что речь может идти лишь о полной капитуляции Советов. В ином случае переговоры будут немедленно прекращены. Не заболтают-с. Господа офицеры уже спорят, куда будут высланы большевички. Имеются варианты с Австралией и Китаем. Лично я настаиваю на Африке. К гориллам их, в саванны! Пусть с носорогами Коминтерны учреждают. Но Бронштейн-то, Бронштейн каков! Лично я такого нахальства от этого жида не ожидал. Лично явиться в штаб противника, каково, а? После всего, что сотворено этим чудовищем, вы только представьте себе?!

– Думаете, раз еврей, так только писаться в подштанники может? – вдруг влезла до сих пор молчавшая как рыба Витка.

Поручик зарумянился, но категорично сказал:

– Я от национальных вопросов держусь подальше. И от воинствующего антисемитизма я далек. Но согласитесь, мадемуазель, ваших сородичей, лезущих на рожон, редко увидишь. Горланить с трибун – это сколько угодно. А в штыковую – будьте любезны, пусть Ванька-дурак идет.

– У нас люди жить пытаются, а не вмирать, – огрызнулась Вита.

– Цыц! – Катя стукнула по пыльной поверхности подстаканником. – Язык придержи, мадемуазель Лернер. Лично ты в штыковую точно не ходила. Сдержаннее и скромнее нужно быть. Вы ее, поручик, извините. Дорога была нелегкой, устала девочка. Кстати, конкретно ее я бы упрекать в отсутствии личной смелости постеснялась. Впрочем, каждый имеет право на собственную точку зрения. Только вовсе не обязательно ее, эту точку зрения, во всеуслышание оглашать. Мы же воспитанные люди, не правда ли, Виктор?