Константин Калбанов - Вепрь - 2 [СИ]

— А если я уйду на Длань?

— Я же сказываю, нет тебе веры. Оно может, ты сейчас и сам себе веришь, а завтра шлея попадет и пошел гулять. А на службе не разгуляешься, опять же вот оно подворье и те кого ты успел вдругорядь в сердце допустить у нас под доглядом, так что от глупостей удержишься.

— Ну, а признают меня в крепости, ить купеческий люд по переправе шастает.

— И что? Крепость не подворье, отряду наемников не по зубам. А предъявить им нам нечего, потому как кем ты был до того, то дело десятое, главное, что сегодня ты человек на княжьей службе состоящий. Вот так-то.

— Значит, сейчас из-за меня целого посла прислали, а как признают во мне Вепря, то предъявить нечего? Не вяжется.

— И чего тебе неймется? Пусть они хоть на пупу извернутся, никто тебя отдавать не собирается. Служилого княжьего человека отдать ворогу на растерзание… Ты сам-то слышишь, что говоришь.

— И когда я с той службой расквитаюсь?

— Служба она пожизненная, нешто не ведаешь?

— Отчего же, ведаю, да только ить я хотел мануфактуру поставить, польза от того княжеству не малая.

— Раньше нужно было думать, когда бедокурить в Гульдию полез. Да не журись ты. Коли дело стоящее, то Миролюб отпустит, он тех кто делом заниматься желает только приветствует. Ты мне лучше вот что скажи, только по совести и без утайки. Новый барон Берзеньш, твоих рук дело?

— А как моих?

— Почто так-то жестко? Ить никого в живых не оставил.

— А то люди барона пожгли тут все и не только тут, они тогда славно покуражились, за любое грязное дело брались.

— Полегчало?

— Не поверишь воевода, полегчало.

— Все тебе простится и забудется, но только не это. Молва-то трезвонит, да что она только не приписывает Вепрю, даже плохие удои. Сам король и окружение его в то не верят, вот и ты со своими людьми молчите. Не было вас там, никто кроме меня ведать о том не должен.

Вот так и вышло, что Виктор и его люди оказались на службе у Великого князя. Не сказать, что это сильно его расстроило. Он уже понимал, что зарвался. Когда начинал, не подумал о том, что так вести себя может тот, кому нечего терять и у кого за плечами никого нет. Прожить полным одиночкой не получилось. Обернувшись в один момент, он увидел за спиной тех, за кого сам же взвалил на себя ответственность. И опять ему было что терять, а этого он больше не хотел. Избежать возможной опасности можно было только заручившись поддержкой сильных мира сего. Понимать-то понимал, но как это сделать не знал. А оказывается, ларчик просто открывался. Поступил на службу к Великому князю и ты практически недосягаем, правда служить придется не за страх, а за совесть.

Парни, те да, поубивались малость, накрылась их вольница. Хотя, где она та воля? Они и сами не успели заметить, как превратились в наемников, подчиняясь строгой дисциплине, куда княжьим стрельцам и гоняли их не в пример больше. С другой стороны и бойцы из них вышли на голову выше и снаряжены для боя куда как лучше. Не было им воли и ватаге Струка, то только одна видимость, жили впроголодь, полностью зависели от воли атамана и его ближников. Только и того, что обитали в лесу не по княжьим законам, но по закону сильного.

Неожиданно в путь засобиралась и бабка Любава. Вот уж удивила. Ведь и года не прошло как ее буквально из разъяренных лап односельчан вырвали, которые порывались убить проклятую ведьму. Кто знает, как там у них, а ну как все еще не перекипели, ить шутка ли, почитай вся худоба издохла.

— И не проси Добролюб, не останусь. Подле тебя все спокойней. На тебя глядючи любой селянин обделается, а потом и вовсе позабудет чего хотел. Так что я с тобой.

— А как воевода не позволит тебе остаться? Ить теперь мы люди служивые.

— То твоя печаль. Уговоришь. Опять же, лекарка в крепости помехой не будет.

Градимир поначалу обрадовался тому, что знахарка возвращается, но только пока не узнал, что жить она будет в самой крепости. Одно дело иметь ее под боком и совсем иное за стенами, где место только гарнизону.

— Я ить тебя и людишек твоих на службу беру, а ты тянешь за собой старуху.

— Нужда в ней будет воевода, то ты и так знаешь, ить небось сейчас пользуете болезных в силу своего разумения и наверняка за то время пока она тут обретается, кого потеряли. Вижу, что прав я. Не будет она обузой.

— Ох и наглец ты, Добролюб. Ить я тебя с дыбы тащу, а ты еще и условия ставишь.

— Не ставлю я условий, просто предлагаю то, что лучше будет. Сколько она той каши съест? А во сколько ты оценишь жизнь воя?