Михаил Михайлов - Кольцо Кощея

Избушка к этому времени сумела взять ровный ход, а немалый вес помогал ей избегать потряхивания на кочках и ямках. Чуть хуже пришлось на мостовой – тяжелые колеса из крепкого дуба вдавливали камни в землю, а некоторые, наоборот, выворачивали за собою. М-да, чувствую, что еще не раз в ближайшие дни будут у нашей троицы краснеть уши и появляться икота, пока местные жители не наведут порядок за нами. А может быть, и не будет ничего такого: проблемы осады быстро помогут все это позабыть.

Уже перед самыми воротами из-за угла, потревоженные шумом, вылетели полдюжины собак. Залившись брехливым лаем в первые секунды, они быстро замолчали, и надо было видеть их округлившиеся от изумления глаза. Видеть передвигающиеся на колесах дома им еще не приходилось, и понятно, что подобное зрелище стало для них шоком. А тут еще раздраженный Топтыгин окончательно вышел из себя при звуках лая. Высунув голову в ближайшее к дворовым сторожевым окошко, он зло проревел, наверное, свое, медвежье, ругательство.

Здоровенный медведь в окне сумасшедшего дома (а нормальный по мостовой передвигаться не будет) стал последней каплей в чаше собачьего расстройства. С воем и визгом, поджав хвосты, дворняги рванули во все стороны. Довольный Топтыгин рыкнул им вслед еще пару раз и вернулся обратно на свое место возле печки. Сняв часть внутреннего напряжения, он уже более спокойно смотрел на положение – раз ничего нельзя сделать, то пора расслабляться и получать удовольствие. С ним рядом пристроилась Марьюшка, которая, выбирая между жесткой и неустойчивой лавкой и мягким и пушистым боком медведя, отдала предпочтение последнему. Впрочем, тот на это нимало не обиделся – должно быть, уже привык.

– Ищи в жизни только плюсы, – подмигнул я бурому лежебоке, – лапы целее будут.

«Угу, – отвечали мне глаза косолапого, – вот только рядом с тобою можно головы лишиться при целых лапах. Причем не только в переносном смысле, но и в прямом. Или наоборот».

Решив не зацикливаться на чересчур умном медведе, я обернулся к крошечному оконцу рядом с дверью – надо было смотреть вперед на дорогу.

– Стоп машина! – скомандовал я парой минут позже, когда показались городские ворота.

Возле них царили суета и толкотня: ополченцы и солдаты гарнизона с тихой перебранкой растаскивали закрывавший выход завал из бревен, камней и корзин с землею. При этом еще с огромным интересом косились на нас, отчего работа, естественно, тормозилась. Это любопытство не прошло мимо коменданта, и он выразил свое к нему отношение, причем настолько витиевато, что я несколько раз со смущением поглядывал на Марьюшку, краснея за слишком эмоционального воителя. Конкретно, за те самые витиеватые выражения, какие не всегда можно услышать и от грубых матросов.

Через полчаса комендант подошел к избушке и указал на расчищенный проход:

– Все готово, можешь выдвигаться – ворота уже открывают.

– Спасибо вам огромное! – Из-за моего плеча выглянула Марьюшка и улыбнулась коменданту, отчего у того сразу разгладилось лицо. – Без вашей помощи ничего бы не получилось.

– Да ладно, – отмахнулся тот, – чего там! Совсем немного и помог, вы больше сами справились… Все, езжайте быстрее, а то как бы вороги к воротам не ринулись.

Упрашивать меня не было нужды, и уже через минуту мы перемахнули через мост, просевший и заскрипевший под колесами избы.

– Ну, избушка, – бегло осмотрев лагерь противника, проговорил я, с каждым словом повышая голос, – аллюр три креста. В атаку-у!

Из-под колес во все стороны брызнули клочья дерна и земли. Уже наученный первый раз, я цепко держался за оконный косяк. А вот Илюха подготовиться не успел и опять загремел своими доспехами по полу. Бросив быстрый взгляд за спину и убедившись, что с парнем все в порядке (в первую очередь, честно говоря, я смотрел на Марьюшку, чтобы с той ничего не случилось), я вернулся к своим обязанностям впередсмотрящего.

Избушка успела за минуту набрать неплохой ход и теперь летела со скоростью километров под сорок, направляясь на позиции осадных орудий. Те триста – четыреста метров, что разделяли баллисты-катапульты и стены города, мы проскочили очень быстро. Плетеные толстые щиты, защищавшие обслугу осадных машин от стрел обороняющихся, разлетелись во все стороны. А следом наступила очередь и самих устройств.

– Дави их, избушка, гусеницами дави, – в азарте кричал я.

В душе что-то шевельнулось, необъяснимое простыми словами. Наверное, нечто похожее чувствовали мои деды, сидевшие за рычагами «тридцатьчетверок», когда их гусеницы подминали вражеские расчеты вместе с пушками. – Эх, всю жизнь мечтал о чем-то таком, вот только танкистом так и не смог стать!.. Это, ребята, мысли вслух, потом поясню.