Игорь Чужин - Уйти, чтобы не вернуться

– Буди гвардию, пойдем перекусим в трактир, а то что-то жрать охота.

– Командир, лучше давай я сбегаю и сюда принесу чего-нибудь поесть. Тебя толпа народу почитай с самого утра возле трактира дожидается, я давеча едва отсюдова ходоков во двор выгнал.

– Что за ходоки такие нарисовались? – удивился я.

– Да это Расстрига спьяну расстарался, оглоблю ему в дышло! Когда тебя спать унесли, он вещать начал как юродивый, вот и напроповедовал! Теперь народ ждет, когда ты в ополчение воев набирать станешь, чтобы на Казань идти.

– Да вы что там, совсем рехнулись?! Какая, на хрен, Казань?! – оторопел я, услышав неожиданное известие.

– Так и я говорю, что до лета подождать нужно, а Расстрига: «Сейчас пойдем, пока нас не ждут»!

– Бегом гони всех сюда! – приказал я Сироте. – Разбираться будем, что вы там еще учудили! Мать моя женщина, и за что только мне все это? – схватившись за больную голову, простонал я, вернувшись в свою комнату.

Минут через десять страдающая от похмелья и сильно помятая гвардия явилась пред мои очи, и я приступил к разбору полетов.

Сначала у меня было большое желание пришибить Расстригу, который, по словам Сироты, затеял всю эту катавасию с казанским походом, но в процессе расследования выяснилось, что и у меня рыльце в пушку. Постепенно с помощью вопросов и ответов мне удалось восстановить хронологию событий вчерашнего банкета, и я понял, что попал не по-детски.

Оказалось, что в антракте концерта я сцепился с каким-то монахом, заявившимся в трактир собирать пожертвования на реставрацию храма Гроба Господня в Иерусалиме. Поначалу я в коммерцию монаха не вмешивался, но когда тот начал торговать в розницу гвоздями, которыми якобы был распят на кресте Иисус, то не выдержал такой борзости и поколотил божьего человека. Монах завыл как потерпевший и проклял меня за то, что я поднял руку на паломника ко Гробу Господа нашего, а по нынешним временам такой индивидуум считался чуть ли не святым. Народ возмутился подобным святотатством, и в трактире запахло жареным.

Быстро сообразив, что наша компания может легко огрести люлей за нападение на служителя церкви, я попытался взять ситуацию под контроль и заявил, что сам лично бывал в Иерусалиме, а монах врет как сивый мерин. Среди посетителей мгновенно нашлись добровольные арбитры в завязавшемся религиозном диспуте, и началось шоу «Что? Где? Когда?».

После нескольких заданных мною наводящих вопросов быстро выяснилось, что монах никакого понятия не имеет о расположении библейских мест на Святой земле, и симпатии зрителей стали склоняться на мою сторону. Поняв, что прокололся, монах начал юлить и плеваться, за что был нещадно бит посетителями и с позором выброшен из трактира. Однако этот урод оказался послушником местного Борисоглебского монастыря, а избиение божьего человека считалось серьезным преступлением и грозило выйти нам боком.

На этом мне нужно было остановиться и делать ноги, однако хмель сильно ударил в голову, что негативно сказалось на моих мыслительных способностях. Я зачем-то продемонстрировал всем присутствующим нательный крестик и крестик паломника, которые купил в Иерусалиме и собственноручно освятил на Камне миропомазания, после чего понес какую-то ахинею. Как рассказали гвардейцы, я залез на стол, как Ленин на броневик, и призвал русский народ положить жизни на алтарь отечества, чтобы скинуть ненавистное татарское иго.

Вскоре после этого выступления я вырубился, и меня с почестями унесли в опочивальню, а на трибуну залез Расстрига. У парня из-за моих выкрутасов совсем снесло крышу, и он заявил, что ему было видение и я послан Господом на Русь, чтобы освободить ее от татарского ига, и начал запись добровольцев в ополчение.

Как только я понял, во что мы по пьяни вляпались, то сразу приказал гвардейцам по-быстрому собирать манатки и сматываться из Торжка. Однако сбежать нам не удалось, потому что в самый разгар сборов на постоялый двор прибыл сам настоятель Борисоглебского монастыря архимандрит Симеон с прихлебателями и охраной. Не то чтобы я персонально удостоился такой великой чести, просто архимандрит проезжал мимо постоялого двора, а избитый мною монах бросился под копыта лошадей возка Симеона и обратился к нему с жалобой, чтобы поквитаться с его обидчиками. Охрана вломилась на постоялый двор, и меня вывели пред ясны очи архимандрита.

– Это ты, богохульник, посмел поднять руку на божьего человека? – сразу наехал на меня Симеон.