Анатолий Дроздов - Интендант третьего ранга

Крайнев кивнул.

— Ну чертовка! — рассердился Семен. — То-то, думаю, шмыгнула куда-то. Чуяла, лиса! Прости, Ефимыч, недосмотрел! Я ее — вожжами! Пусть только вернется!

— В чем дело? — не понял Крайнев.

— Есть такое поверье, — нехотя сказал Семен. — Если девушка в бане обольет парня чабрецом и произнесет над ним заговор, он будет любить ее до смерти, никогда не посмотрит на другую.

— А если парень после этого обольет девушку? — спросил Крайнев, кусая губы, чтоб не рассмеяться.

— Она будет любить его так же крепко… — Семен вдруг хватил кулаком по столу. — Но ведь как подгадала! Меня нет, а ты — в баню…

— Что теперь делать?

— Беги, Ефимыч! — сказал Семен, и Крайнев заметил веселые искорки в его глазах. — Чем дальше, тем лучше. На расстоянии заговор не действует.

Крайнев сначала прыснул, потом захохотал во весь голос. Слезы брызнули из его глаз, он утирал их и крутил головой, не в силах остановиться. Семен смотрел молча.

— Она мне лягушачью лапку в подушку зашивала, еще у Сони, — выдавливал Крайнев из себя между приступами смеха. — Не помогло… Ребенок… Телом взрослая, а ум детский. Ничего не будет, Семен! Не надо ее вожжами…

— Тебе видней! — с облегчением согласился Семен и вытащил из щели плоский немецкий штык. — Кабанчика буду колоть. Поможешь?

На то, чтоб осмолить и разделать свиную тушу, ушел почти день. Шкуру обжигали соломенными жгутами. Появившаяся неизвестно откуда Настя ловко вязала их. Ни Семен, ни Крайнев ничего не сказали ей. Крайнев, правда, не сдержался, улучил момент и подмигнул с ухмылкой. Настя покраснела и потупилась. Крайнев остался очень довольным. Потом они таскали в погреб куски мяса, бадейки с салом и внутренностями. Семен достал бутыль заветного «слезового» самогона. Кабанчик, как водится, был достойно обмыт и хорошо шел под самогоночку в виде скворчащей на сковороде свежины. Спать Крайнев лег рано и выспался великолепно. Проснувшись на рассвете, он умылся, гладко выбрился и сел за стол. Семен ушел спозаранок, завтракал Крайнев в одиночку. Настя подала пирожки, облитые сметаной. Крайнев с удовольствием поглощал их, запивая парным молоком. Настя за стол не села, хлопотала у печи. Молоко в кружке быстро кончилось, Крайнев требовательно поднял взгляд. Настя метнулась в сени, обратно появилась с кувшином. Внезапно взгляды их встретились и замерли. Кувшин выпал из Настиных рук. Крайнев рванулся подхватить, но опоздал: кувшин, расплескивая молоко, покатился по полу. Зато в руке Крайнева оказалась Настина ладошка — маленькая и трепещущая пичужка.

Пичужка попыталась вырваться, но Крайнев не отпустил. Даже накрыл для верности другой ладонью. Пичужка замерла. Крайнев осторожно раскрыл захват, наклонился и внимательно рассмотрел добычу. Пальчики у нее были длинные, с розовыми ноготками, суживавшиеся к кончикам. Он так восхитился их изяществом, что расцеловал каждый. Затем чмокнул пичужку в головку-запястье.

Над головой его послышался стон, и пичужка исчезла. Зато на грудь порхнула птичка, маленькая, дрожащая от своей смелости. Он погладил ее по спинке, успокаивая, затем стал целовать глаза, носик, губки… Она отвечала сначала робко, затем — все более и более страстно. Когда губы ее непроизвольно раскрылись, он тут же воспользовался этим. От долгого поцелуя оба едва не задохнулись.

— Настенька! Милая! — сказал он, отстраняясь. — Родная моя! Простишь ли ты меня! Я слепой дурак! Искал единственную, а ты была рядом. Смотрел на тебя, но не замечал. Видел в снах, но не узнавал. Твой чабрец промыл мне глаза. Я люблю тебя! Больше жизни! Прости, что не сказал это раньше. Я, как медведь в берлоге — не проснется, пока не ткнуть шестом…

Глаза ее наполнились влагой. Он стал нежно их целовать.

— Пойдем! — сказала она горячим шепотом.

— А дежа? — тем же шепотом спросил он.

— Пропади она пропадом! У тебя все равно теток нету. Я так долго ждала. Счас умру…

За ширмой он помог ей раздеться, усмиряя Настины порывы все на себе разорвать, уложил под одеяло и через минуту забрался сам. Боясь сделать ей больно, он ласкал ее руками, не забывая шептать в маленькое ушко сладкие слова. Он даже не подозревал, что знает их так много. Они рождались на его губах и улетали, на смену приходили другие — еще более красивые и ласковые. Настя с силой прижималась к нему — словно хотела стать одним телом, он не препятствовал. Скоро она задышала часто-часто, застонала от наслаждения, заметалась в приливе страсти. Только тогда он бережно проник внутрь. Она радостно потянулась навстречу, обняла его крепко и не отпускала, пока он не захлебнулся собственным стоном. Их страсть притихла, но не исчезла совсем. Они продолжали целоваться и гладить друг друга, это длилось бы бесконечно, не стукни входная дверь. «Семен!» — понял Крайнев, но не подумал вставать.