Анатолий Дроздов - Интендант третьего ранга

— Как вы намерены поступить?

— Можно его расстрелять — на основании нарушения запрета об укрывательстве евреев. Но я, если не возражаете, хотел бы дать ему шанс. Пусть откажется от своей еврейки, окажет содействие в поимке остальных, тогда мы закроем глаза на мимолетное увлечение. Его брак с еврейкой неофициальный, формально она замужем… Кернер может быть нам полезен. СД не слишком щепетильна в подобных вопросах, использует даже евреев.

— Поступайте, как знаете! — согласился Краузе. — Но почему Кернер завел роман с Валентиной?

— До случая с еврейкой я считал его прагматичным человеком. Валентина не красавица, зато имеет дом, где живет одна. Очень удобно останавливаться. Не беспокойтесь, Эрвин, эта связь более не существует. Валентина возмущена поступком любовника: мало того что он бросил ее, так еще ради еврейки! К тому же та особа — двоюродная сестра ее бывшего мужа. Представьте негодование Валентины! Женская любовь — великое дело, но ревность и оскорбленное достоинство страшнее.

— Вы гений, Карл! — сказал Краузе. — Простите мне упреки, я не представлял, насколько хорошо вы информированы. Служба безопасности рейха имеет в вашем лице достойного представителя!

— Надеюсь, я заслужил бокал коньяка? — улыбнулся Ланге.

— Мне как раз прислали к Рождеству… Клаус!..

Денщик принес бутылку, бокалы и кружку сливок. Ланге с интересом смотрел, как гауптман наливает в бокал сливок, затем добавляет в них коньяк.

— Вы не почувствуете вкуса коньяка, Эрвин!

— Зато желудок останется цел! — сказал Краузе. — После визита к Кернеру он болел неделю. Прозит!

— Да! — сказал Ланге, смакуя коньяк. — Отсутствие Кернера сказывается на рационе. Он привозил вкусные вещи!

— Вот почему его защищаете! — засмеялся Краузе. — Любите поесть!

— У меня нет язвы!

— Уговорили! Дам Клаусу десяток солдат, пусть проедет по ближним деревням. Раз там нет диверсантов…

— Спасибо, Эрвин! — склонил голову Ланге. — Что б я делал без вас? Рождество на носу. Пусть это день рождения бога, в которого я не верую, но традиция есть традиция, а мы, немцы, сильны тем, что их придерживаемся…

Крайнев не подозревал, какие тучи сгущаются над его головой. Вновь оказавшись на лесной дороге за Кривичами, он направился в Долгий Мох — проситься на постой к Нестеровичам. Шел с сомнением: принять-то его примут, Семен и Настя — люди хорошие, но выйдет неловко — уходил к жене и надолго, а возвращается спустя два месяца, как побитый пес. Вышло проще, чем он предполагал. Нестеровичи встретили его приветливо, все страхи мгновенно забылись. Чтоб не думать о Соне, Крайнев набросился на работу. Зимой ее было немного, но Крайнев искал. Вдвоем с Семеном они валили лес, пилили и кололи дрова, возили сено из стожков, чинили крышу… Крайнев даже подрядился носить воду из колодца, хотя Настя протестовала — занятие считалось женским. Однако Крайнев не мог видеть, как она гнется под тяжестью двух ведер. Он пытался даже чистить картошку и мыть посуду, но Настя это решительно пресекла. Однажды она застала его пришивающим пуговицу к рубашке и едва не расплакалась:

— Зачем ты меня унижаешь?

— Привык у себя, — пытался объяснить Крайнев. — Живу один.

— Сам стираешь, убираешь, готовишь? — удивилась Настя. — Разве нельзя попросить какую-нибудь женщину?

— Повадится — не выгонишь! — подмигнул Крайнев.

Настя засмеялась, недоразумение было исчерпано. Больше он не брался за «женскую» работу, мужской хватало. За день он уставал так, что с наслаждением валился в постель и спал крепко, без снов. Настя не делала попыток сблизиться, с ней у Крайнева установились ровные дружеские отношения, чему он был чрезвычайно рад. С появлением в Кривичах Гольдберга Настя перестала работать в фельдшерском пункте, теперь они много времени проводили вместе.

Дом у Семена был небольшой, куда меньше квартиры Крайнева, трем взрослым людям в нем казалось тесновато. Семен спал на печи, Настя — на кровати за ширмой, Крайнев ютился на широкой лавке под окном. Чувствовал он себя неловко — казалось, что стесняет хозяев. Месяц-другой пожить — это куда ни шло, но чтоб надолго? Можно перебраться в кривичскую контору, там места хватает. Но там Соня и Гольдберг, видеть их Крайневу не хотелось. Он решился рассказать о своих сомнениях Насте.

— Что ты? — испугалась она. — Нас тут шестеро жило, всем места хватало! Братики такие хорошие были, я их любила…

Настя всхлипнула, и Крайнев, не удержавшись, погладил ее по голове. Настя ткнулась лицом ему в грудь, Крайнев, поглаживая ее по спине, дал выплакаться. После этого разговора Крайнев решил, что будет считать Настю младшей сестрой, она, похоже, это поняла и приняла.