Михаил Бураков - В окопах времени (сборник)

Тренировочная база «Хронос», Земля, Россия, 2210 год

– У него получилось? – человек, облаченный в черный флотский китель с золотыми погонами адмирала, повернув седую голову, взглянул на сидящего напротив офицера:

– Уже есть данные по откату?

Собеседник, судя по тускло отблескивавшим в приглушенном кабинетном свете погонам, носящий звание контр-адмирала военно-космического флота, едва заметно улыбнулся:

– Да. Объектом был тот немецкий офицер в блиндаже. Коррекция удалась в полном объеме. Психоматрица стерта, состояние операнга Рогова хорошее, сейчас он проходит курс психосоматической реабилитации.

– Как у вас все просто – «объект», «удалась», – адмирал едва заметно дернул краешком сухого, с узкими губами рта. – А в чем был смысл этой коррекции-то? Что вы изменили в нашем легендарном прошлом? Или это секрет? Даже от меня?

– Да нет, что вы, какой секрет, – контр-адмирал пожал плечами. – Точнее, уже не секрет. Если б не мы, то после полученного в сентябре сорок первого ранения обер-лейтенант Гюнтер Штамм отправился бы на лечение в Германию. И там познакомился бы с участниками группы Ольбрихта, став одним из заговорщиков, готовивших покушение на Гитлера. В отличие от нашей истории, покушение оказалось бы удачным, и фюрер погиб еще в сорок втором. В действие был бы введен план «Валькирия», одновременно начались переговоры с Англией и США. Крайне невыгодные для нас переговоры. Союзники быстро поняли бы свою выгоду и согласились с условиями Германии…

– Постой, Сережа, не спеши. Но ведь этого не было в нашей истории? Откуда ж оно взялось?

– Так от нас и взялось, Алексей Анатольевич! Компьютерный мозг Центра просчитал возможные варианты развития событий и выдал именно такой вердикт. Ликвидация Штамма и станет отправной точкой для развития истории Второй мировой по привычному нам сценарию. Парадокс, товарищ адмирал, но парадокс, полностью управляемый и контролируемый нами. Своего рода замкнутый круг Времени. Если сейчас в нашей реальности ничего не изменится – значит, мы сумели изменить Историю… странновато звучит, согласен, но, тем не менее, это так.

– Да уж, странновато. Впрочем, ладно, твоим научникам виднее. Ступай, а я еще поработаю. Рогова твоего, я так понимаю, отметить следует?

– Да, я пришлю предписание. Думаю, пора ему внеочередное присвоить – и на пенсию. Иначе сгорит парень, сами понимаете, какая у боевых операторов нагрузка.

– Добро. Ну, ступай, Сережа, время не ждет. Хотя последнее, спорно, конечно…

Одесса, 2009 г.

«Эх, Ругодев… Городок мал, да удал. Лихим наскоком на шпагу не возьмешь. А брать надобно. Никак нельзя шведу оставить».

Понимали эту истину далеко не все, кто пришел сюда отвоевывать потерянное прадедами. Вообще-то, город Ругодев – а по-немецки Нарва – никогда Руси-России не принадлежал. Недаром на правом берегу Наровы прямо против Длинного Германа некогда был выстроен Иван-город. Крепкий город, с каменными башнями и высокими стенами, долго сдерживал рыцарей немецких, на земли русские искони зубы точивших. Равно как и бастионы ругодевские построены были ради защиты от набегов псковитян да новгородцев. Вот его-то, Иван-город, недоброй памяти царь Иван, прозванием Грозный, и упустил. Вместе со всей землей Ижорской. Нынешняя Россия Петра Алексеевича, словно вспомнив разом все давние обиды, причиненные разными немцами, заявила права на потерянное. И не только на свое. Право силы еще никто не отменял, и прерогатива сия не только у Европ имеется.

Вот и велено Петром Алексеичем Ругодев-Нарву брать. А сказать-то оказалось куда проще, чем сделать…

Бомбардами, что привезли в обозе, этих фельдцехмейстеров бы взять да по башке приложить. Чтоб легли и не встали. Особливо царевича имеретинского Александра, даром что особа царственная. Где он столько рухляди столетней понабирал? Лафеты частью в дороге изломаны, частью уже на позициях поразваливались, а многие расседались после первого же выстрела. Пушки да пищали времен той самой несчастливой Ливонской войны, в которую Ижору упустили. Пороха да ядер запасено ровно столько, чтоб с месячишко попалить по шведу и тут же застрелиться. От стыда. Куда Петр Алексеич смотрит? Да знай он, что тут на самом деле творится, не одна голова с плеч бы полетела…

Все же Васька Чичерин, Преображенского полка поручик, догадывался, что ведает Петр Алексеич и о пушках худых, и о припасах малых, и об иноземцах, что королевуса шведского Карла превыше государя русского, коему верой и правдой служить присягали, ставят. Там ведь на одного толкового офицера найдется десять разбойничьих рож, на хлеба русские притащившихся. Ибо в земле своей по ком тюрьма плачет, а по ком и плаха слезы проливает. Государю к морю выйти не терпится, оттого спешит, оттого армия кое-как обучена да обмундирована, оттого и воры в офицерах обретаются. Скорее-быстрее, тяп-ляп, но кое-как армию слепили. Дважды Азов несчастный брали, там этот «тяп-ляп» кровью русской ой как отлился. Так неужто не научились ничему? Видать, иноземным офицерам на русскую кровь плевать, да и свои дворяне ту же болячку подцепили. На нижние чины как на скотину смотрят. Ничего, мол, что мрут солдатики – бабы еще нарожают… Василий, Федоров сын, всякого на войне навидался. Покойничков, в баталии побитых. Повешенных и расстрелянных за разные воровства, своих и чужих. Лежит падаль – рот раззявлен, глаза никем не прикрытые уже бельмами взялись, мухи зеленые жужжат. А на рассвете-то еще живым человеком был… Страшно. Коли смерть так безобразна, помирать вовсе не хочется. Потому Васька, чтоб не быть убиту, убивал сам. И ведь жив еще. Назло всем жив.