Дмитрий Дашко - Зона захвата

Ольховский привычно расположился за внушительным столом, прихлебывая из кружечки маленькими глотками горячий кофе. Рядом на подставке в ожидании стояла потемневшая турка, принесенная из кухни. День генерал привык начинать с кофе, хотя врачи неоднократно намекали, что с его давлением увлекаться не стоит. Ольховский понимал справедливость упреков, но изменить ничего не мог. Привычка пить кофе укоренилась в нем с давних лет, еще с лейтенантской молодости. Тогда и с давлением было в порядке, ну и с нервишками тоже. А они что-то в последнее время расшалились. Настроиться на нужный лад помогал ежедневный, продуманный до мелочей ритуал, включавший в себя обязательную утреннюю порцию кофе.

Запах в кабинете стоял изумительный, но рабочего настроя не было.

Что-то шло не так.

Генералу не давало покоя тревожное ощущение.

Поначалу, когда Ольховский только начинал свою карьеру, подобное ощущение объяснялось неопытностью и неумением полностью подчинять себе собственные эмоции. Потом такие ощущения стали приходить реже. А с годами они появлялись лишь тогда, когда обязательно должно было случиться что-то плохое.

Интуиция, скажет кто-то. И будет во многом прав. Настоящая интуиция в работе разведчика – штука редкостная и бывает далеко не у всех. У Ольховского она была. И никогда не подводила. Он не любил это чувство.

Генерал не был атеистом. Да, в церковь он не ходил, свечки не ставил и перед образами не крестился. Но на комоде в его спальне стояла небольшая иконка в посеребренном окладе. Она досталась ему от родителей.

В трудные минуты Ольховский ставил ее перед собой и напряженно вглядывался в лики святых, будто ища у них помощи и заступничества. И отнюдь не чувствовал себя в этот миг униженным и оскорбленным.

Разумеется, он не афишировал свои религиозные чувства перед товарищами по партии. Настоящему коммунисту полагалось верить в науку, в учение Маркса и Ленина и оставаться на материалистической позиции.

Для всех он был кремень и твердый профи. Никто не знал, каково ему отправлять людей зачастую на смерть и жить с этой виной перед высшими силами. Что творилось в его душе, посторонним и даже домашним было неведомо.

От исхода операции зависело многое. Доставленные Доком материалы обещали настоящий прорыв в генной инженерии. Да что там прорыв! Взрыв! Переворот в науке, опровергающий многие ее постулаты. Ольховский понимал, что эта операция самая значительная в его карьере. Для успешного завершения нужно больше информации, а вот ее-то и недостаточно. Группе Метиса, как всегда, выпала самая сложная часть работы. Именно для таких «острых» акций она и была сформирована.

После контакта с Метисом генерал немедленно отдал несколько распоряжений. Одна команда по цепочке дошла до командира роты десантников. А вторая – до экипажа транспортника.

Очередное распоряжение Ольховский отдал подчиненному, который находился на аэродроме вместе с десантниками. У подчиненного с собой имелся пакет, который надлежало вскрыть с набором высоты. В задачу подчиненного входило проконтролировать время вскрытия пакета – ни раньше ни позже.

А немного погодя поступил доклад: самолет, вероятно, сбит вместе с десантом. Спастись никому не удалось. У ребят не было ни одного шанса.

Доклад и стал для генерала тем самым объяснением его тревоги. Не подвела интуиция, не подвела. А жаль, Ольховский отдал бы пол своей жизни за то, чтобы все можно было вернуть назад. Увы, он прекрасно понимал: это невозможно.

Генерал резко поднялся из-за стола, едва не сбросив все, что на нем находилось, на пол.

Ольховский не любил сидеть на месте. Лучше всего ему думалось на ходу. К тому же это успокаивало нервы.

Он принялся бродить по кабинету, непроизвольно сжимая и разжимая кулаки.

Теперь группа Метиса осталась без помощи, а ведь тот докладывал, что подмога необходима. Справится ли он в этих условиях? Не пойдет ли все прахом? И неужели будет потеряна столь ценная информация?

Что произошло? Неужели утечка?

Ольховский замер посреди кабинета, анализируя свои последние действия и разговоры. Вырисовывалась вполне определенная картинка: «Воробьев-Воробьев, когда ж ты успел ссучиться, подполковник?! Если подозрения на твой счет подтвердятся, сидеть тебе голой задницей на раскаленной сковородке. Погибших товарищей это, конечно, не вернет, но их смерть хотя бы будет отомщена».

Липатов и Метис отошли от фермы, забрав по пути Михельсона. Тот так и лежал в канаве. Замаскировали его неплохо. Найти бедолагу удалось не сразу.